Оракул петербургский. Книга 1

Федоров Алексей Григорьевич

Если нет такой смены эмоций, то славянин легко соскальзывает в алкоголизм, либо в лихость, доходящую до бандитизма. Вылечить такие болезни медицинскими средствами или тюрьмой невозможно. Их можно похоронить только перевоплотив генофонд нации: скажем, основательно подселив в него немецкие хромосомы, или еврейские, или скандинавские. Такой евгеникой, собственно, и пытались заниматься монархи. Но, на беду общую, придурки большевики основательно занялись селекцией быдло: сколько теперь столетий понадобится для реставрации хотя бы того, чего удалось достигнуть к семнадцатому году? Можно себе представить! Теперь, что бы очистить нацию от мусора, необходимо даже простой вопрос супружества поставить на контроль. Только если каждая дева и желторотый повеса,

желающие иметь детей, поймут, что на этом пути они соприкасаются с "национальной задачей", может случиться невероятное и приятное, одновременно. Супругам необходимо основательно изучать генетику, а не сексологию!

Сергеев, по привычке впадая во вселенские обобщения, успевал разглядывать встречающих, то есть думать и о мирском, близком. Теплое чувство гордости распирало его грудь и штаны спереди: он-то понимал, что стоит на правильном пути селекции, ибо породнение с потомками казачества, успевшего еще и умыкнуть испанские хромосомы, – дело достойное, далекое от большевистских установок и бредней. Сергеев точно знал, что спасает генофонд нации. Хотя, по совести говоря, плевать он хотел сейчас на нацию и ее генофонд, – ему бы добраться поскорее до ласкового тела любимой. Он уже и койку расстелил в каюте!

Стоит ли говорить о том, что встреча получилась прочувствованной, – команда, измотанная длительным рейсом, взирала на женскую и собачью радость, откровенно проливая "скупую мужскую слезу". Ну, а Сергеева распирало изнутри счастьем полноценного мужчины, которого ждут, любят, ценят почти, как свет в окне. Граф прыгал и лаял, норовя облизать всю физиономию хозяину. После небольшой коечной преамбулы (удержаться было невозможно – видит Бог!), быстро расправившись с портовыми формальностями и захватив мешок с подарками, Сергеев плюхнулся на заднее сидение огромного форда. Граф неотступно пас хозяйку и расположился на сидении рядом с водителем.

Сергеев всегда усаживался сзади, за Сабриной. Она никак не могла понять мотивов таких маневров, ей хотелось видеть его сидящим рядом. Но он любил наблюдать ее исподтишка: в зеркальце отражалось лицо, сзади он видел ее шею, волосы – и уже начинал балдеть. Что было бы, если перед ним еще и маячили бы литые колени, двигающиеся бедра, упругая грудь, практически не скрываемая тонкой блузой? Даже от одного представления об этом гормоны начинали хлестать так, что подвижные части тела вели себя неприлично!

Размеры и комфорт автомобиля все время провоцировали Сергеева на здоровую мужскую агрессию: на секунду закрыв глаза, он ощущал себя в спальне, на полу, на шкуре русского медведя; у него начинало сводить челюсти и появлялся приятный зубной зуд, который медленно переползал к другим очагам здоровья. Можно помешаться от такого волнения! А она еще просит сесть рядом!

Он часто напоминал ей, что у него слабые ноги – они его не держат, когда она попадает в поле зрения, – в такие минуты его неудержимо тянет прилечь вместе с ней. Она же, шалунья, всегда пользовалась эффектом пластилина, воска, жившем в беззащитном мужском сердце, как в скромных яичках слона: она, играя в сомнамбулу, медленным, томным голосом предлагала выпить по чашечке кофе. Они там все в Венесуэле и Колумбии помешаны на кофе. Сергеева это просто бесило, – он и без кофе не знал как успокоить наполнение бушующей кровью Corpora cavernosa penis. Так можно дойти до жениховского эпендидимита. "Поздно пить боржом, Клава, когда отказали почки"! А здесь речь шла о более важном органе! – о том, что определяет продолжение жизни на Земле, о глобальной, геополитической катастрофе!

"Надо же быть патриотами, Сабрина"! – часто вещал Сергеев в забытьи. К тому же у Сергеева, как у всех тонкокожих, была повышенная тактильная чувствительность: он страдал от прикосновений к бархатной коже Сабрины, ее же активность вызывала мгновенную и однозначную реакцию, как возмездие за длительное мужское ожидание, как вздыбленная Стела защитникам Ленинграда, неожиданно вырвавшаяся из клумбы, на площади перед Московским вокзалом!

Никакими

отвлекающими мыслями нельзя было успокоить городской пейзаж! Но наивысшая пытка через наслаждение, которой мастерски пользовалась Сабрина, было испытание образом распахнутой груди. Сабрина не носила бюстгальтер. И пытка та вырывалась сама собой, словно под взглядом Сергеева – просто мистика! Он уже не понимал: толи сам невзначай расстегнул последнюю пуговку блузки, толи у Сабрины был устроен какой-то хитрый автоматический привод! Сергеев был головастый мужик – он понимал, что его аномальная реакция на женскую грудь было следствием блокады во время Великой Отечественной, – тогда только грудь матери спасла его от смерти. Но сейчас, когда голодные времена отступили, Сергеев продолжал с огромным вкусом, неустанно лобызать эту головокружительную загадку природы, с которой сама Сабрина обращалась без должного пиетета. Сергеев готов был принять этот орган на постоянное хранение, но никто не собирался ему его уступать! Маленькие женские хитрости для того и существуют, чтобы держать доверчивых мужчин на коротком поводке!

На крохотной вилле произошли некоторые изменения: Булька ощенилась и за ней бегали приятные малыши, неистово моросящие на паркет (ковры пришлось снять). Граф пытался командовать потомством, но его мало кто слушал. Дочь Сарбины подросла и набиралась специфической женской нежности. Подарки произвели достойное впечатление. Сабрина и Анна спрашивали, для чего такое количество шуб и теплых вещей, и когда получили ответ Сергеева о русских холодах, добавили во взгляды серьезности и глубокомыслия.

Сергеев имел возможность наблюдать в подробностях то, с каким удовольствием женщины любых возрастов готовятся к новой роли: примеряют доспехи, особенно, если те отличаются изяществом, и подчеркивают неотразимые природные данные актрисы. Затем путешественник был награжден великолепным ужином, рассказами о местных новостях и тем домашним уютом, комфортом, которые мужчину-бродягу приводят в совершенное оцепенение, ибо он боится спугнуть придвинувшееся к нему счастье.

Стоит ли распространяться о том, что ночь была и лунная, и безумная. В Сергееве с первых же мгновений интимного альянса проснулось особое чувство гордости и самодовольного удовлетворения. Он, как опытный врач, ясно почувствовал, что его подруга беременна. А настроение и поведение Сабрины совершенно точно свидетельствовали о виновнике биологических перемен. Нет на свете более счастливого существа, чем женщина, готовящаяся стать матерью ребенка от любимого человека. Особенно, когда точно известно, что он этому страшно рад. Вокруг таких событий Сергеев с Сабриной разыграли маленький водевиль:

– Сдается мне, мадам, что вы время не теряли даром в мое отсутствие?! – деланно грозно и многозначительно начал допрос Сергеев. – Пора исповедоваться и каяться в грехах прелюбодейства.

Сабрина отвечала в тон ему:

– Мои оправдания развалились в этой постели, играют роль самодовольного соблазнителя, решительно и бесповоротно опозорившего беззащитное, доверчивое и наивное существо. Даже у Бульки больше перспектив выглядеть добропорядочной особой, нежели у меня. Ее соблазнитель хоть не пытается бросать ее и сбегать в далекие и бесконечные морские путешествия.

Сергеев прекратил трепаться и уточнил некоторые чисто медицинские детали. Надо знать, что беременные, благополучные женщины страшно любят такие профессиональные разговоры. К врачу-женщине у пациентки всегда присутствует недоверие, идущее от чувства конкуренции. Разговор с доктором-мужчиной получается серьезнее, доверительнее, целебнее. Такое общение с сильной половиной вселяет уверенность в женщину, опасающуюся за здоровье уже двоих, – собственное и ожидаемого ребенка, – оно часто превращается в акт выдачи страхового полиса, в весомую психотерапевтическую поддержку. Кроме того, советуясь с врачом-мужчиной, женщина получает возможность уяснить мужскую, а не женскую логику. Сергеев наградил "пострадавшую" сотней горячих поцелуев и это было оценено по достоинству.