Оракулы перекрестков
Шрифт:
– И вам того же, мастер, – сказал Бен сквозь зубы.
Он во всех красках представил, как лысина табельного менеджера покрывается нежными бледно-голубыми цветочками, и ему стало легче.
Свежий ветерок остудил горевшие щеки. Бен сощурился на ослепительное, совершенно безоблачное небо и наконец почувствовал, что неделя позади и что впереди выходные. Задрав голову, он оглянулся на циклопическую громадину мегаскреба, многотонной чертой делившую его жизнь на две неравные части, и, засунув руки в карманы светлого
Четырехполосная пешеходная эстакада, по которой шел Мэй, располагалась в тридцати метрах над землей. Подойдя к ажурному решетчатому ограждению, можно было разглядеть внизу еще одну эстакаду, а под ней улицу с движущимися электромобилями. За последние пятьдесят лет высокий транспортный налог сократил число частных мобилей почти в восемь раз, но здесь, в деловом поясе, движение было довольно оживленным.
Вытянутый эллипсоид бара прилепился к краю эстакады, словно почка растения. Надпись над выгнутой стеклянной дверью гласила: «Гансан Маншаль, лицензия № 600001». Бенджамиль замедлил шаг. Сначала его окатило вспышкой сухого песчаного жара, даже мельчайшие капельки пота выступили на верхней губе, но стоило сделать едва приметное движение в сторону заведения, как жара сменилась прохладой ледяного апельсинового сока. Бену всегда нравился этот рекламный ход. Зимой ощущения менялись: осклизлую промозглость северного ветра смывал аромат горячего кофе. Удивительно, что корпорация до сих пор терпит от частного торговца столь яркую вывеску.
Дверь услужливо отъехала в сторону, и Бенджамиль нырнул в бар. Это был его личный ежепятничный ритуал. Привычка, ставшая неким символом верного хода жизни.
Внутри было тихо, прохладно и безлюдно. Только за одним из крайних столиков дама лет сорока в цветном жакете и цветных бриджах уныло ковыряла палочками блюдце, поглядывая на дверь тоскливыми глазами одинокого человека. Хозяин заведения скучал за стойкой бара, вид у него был рассеянный и грустноватый.
– Здравствуйте, Ганс, – издалека поздоровался Мэй. – Отчего я не вижу улыбки на вашем лице?
Хозяин улыбнулся:
– Проходите, Бен, всегда рад вас видеть, особенно по пятницам. Вам как всегда?
– Как всегда, – подтвердил Бен, взбираясь на высокий барный стул. – У вас все в порядке, Ганс? Какой-то вы сегодня печальный.
– Печальный? – Гансан пожал плечами. – Вот весной я бываю по-настоящему печален. А это так, меланхолия для начинающих.
Он положил на стойку пластиковый шильдик с номером лицензии, поставил на него высокую кружку, наполненную соевым портером, и пододвинул к посетителю. Бен чуть-чуть подождал, пока осядет тяжелая пена, и отхлебнул темную горьковатую жидкость. Нёбо приятно защипало, глаза чуть-чуть увлажнились.
– Хорошо! – сказал Бен с чувством, вытирая губы салфеткой.
– А меня оштрафовали на пять тысяч марок, – неожиданно пожаловался Гансан.
– Сочувствую, – сказал Бен. – А за что?
– Нарушение пятнадцатой поправки к закону Киттеля, – грустно сообщил хозяин.
– Я вообще-то
– Использование в сфере обслуживания программируемых машин, – пояснил Маншаль. – У меня стоял автомат для мойки посуды. На самом деле все так делают, просто мне не повезло.
Бенджамиль покачал головой:
– Не расстраивайтесь, Ганс, со всяким может случиться.
– А я и не расстраиваюсь, – улыбнулся Гансан. – В конце концов, корпорация вытеснит частный бизнес. Это как смерть, можешь возмущаться, можешь нет, все одно когда-нибудь угодишь в крематорий и продолжишь карьеру в форме удобрения.
Разноцветная дама расплатилась и вышла из бара.
– Слишком мрачно, Ганс. – Мэй машинально проводил женщину взглядом. – Я сейчас не расположен к мрачности. Что это вы все время крутите в пальцах?
– Это? – оживился хозяин. – Это оракул.
– Что?
– Забавная вещица, раритет. Середина двадцать первого века, электроника, металлический корпус. Можно сказать, антиквариат. – Маншаль положил на барную стойку толстенький диск в четыре сантиметра диаметром.
– А для чего он? – спросил Бенджамиль, отхлебывая пиво и наклоняясь поближе.
– Он отвечает на любые вопросы, вроде как предсказывает судьбу.
– Судьбу? – Бен осторожно взял диск двумя пальцами. – И как он это делает?
– Нужно взять его в руку, задать интересующий вас вопрос, можно вслух, можно про себя, и шесть раз сжать в ладони, – принялся объяснять Гансан. – И тогда на дисплее, вот здесь, появится ответ или совет, как вам угодно. Дайте его сюда, я покажу.
– А можно мне попробовать самому? – попросил Мэй.
– Нет, Бен, ничего не получится, – заволновался Маншаль. – Оракул отвечает только хозяину.
– Тут какие-то иероглифы, – сказал Бенджамиль, вертя кругляш в пальцах. – Но это не китайские. Чайники так не пишут, скорее похоже на стилизацию. Ганс! Продайте мне эту игрушку.
– Не знаю… не думаю. К чему мне его продавать? – Гансан отобрал диск у Мэя.
Но Бенджамиль уже загорелся идеей покупки оракула и принялся уговаривать бармена.
– Ну для чего он вам, Ганс? – говорил он со всей убедительностью, на какую был способен. – Неужели вы всерьез верите этим предсказаниям? Это же какая-то ерунда, мистика.
Маншаль вяло сопротивлялся.
– Кончится тем, что вас обвинят в приверженности эзотерике и вообще лишат лицензии, как тихого сумасшедшего, – добавлял мрачных тонов Мэй.
– Ничего не понимаю! Если вы не верите в предсказания, то для чего вам оракул? – в конце концов удивился Маншаль. – Только честно.
– Я коллекционирую редкие безделушки, – признался Бен, – это моя маленькая страсть. Могут быть у человека маленькие слабости?
– У меня полно слабостей, – кивнул головой Гансан, – маленьких и не очень.
– Вот видите! – воскликнул Мэй, ему в голову пришла одна идея. – Ганс, а спросите совета у самого оракула.
Маншаль с сомнением посмотрел на собеседника.