Орангутан
Шрифт:
Я задремала под жужжание вентилятора. Вдруг в комнату ворвался Том.
— Вот тебе рождественский подарок! — Он опустил на кровать какой-то коричневый косматый ком. — Детеныш оранг-утана, самец.
Я села. Малыш забрался мне на колени, дергая мою пижаму и простыни. Он был очарователен — большие карие глаза, треугольный бархатный носик, широкий рот, редкая шелковистая бородка, как у юноши. Все тело, в том числе длинные руки и короткие ноги, покрывала жесткая шерсть. На голове она торчала, образуя нимб вокруг лица и маленьких, совсем человечьих ушей.
— Его мать застрелили. Один лесник обнаружил его в деревне, —
— Боб Ингер собирался зайти сегодня вечером. Может быть, Бобом и назовем?
— Идет. Надеюсь, Ингер будет польщен. Я ему сразу скажу, как только он придет. Ты успеешь поправиться к тому времени?
Больше всего на свете Боб любит поесть [1]
1
Иллюстрации взяты из журнальной публикации книги ("Наука и жизнь" №№ 10–11 за 1969 год). Текст — из книжной публикации, как более полный.
Боб Ингер, заведующий отделом рептилий в Чикагском музее естественней истории, приехал в Саравак изучать и собирать пресмыкающихся. Он целые дни, проводил в Саравакском музее, просматривая несметное количество банок с змеями, ящерицами, лягушками и черепахами. И рассчитывал, что музей поможет ему совершить несколько поездок по острову.
— Он скоро появится, хочет переговорить об экскурсии, — сказал Том. — Так что тебе бы лучше встать, если ты можешь.
Вставать, так вставать… Но что делать с малышом? Он очень удобно устроился у меня на коленях. Будет ли он пить молоко? Пожалуй, лучше всего кормить его, как кормят ребенка… Где он будет спать? И не попытается ли он сбежать от нас?
Освободившись от цепкой хватки детеныша, я посадила его в кресло. Хотела выйти из комнаты, поискать что-нибудь подходящее ему для постели, но тут раздался пронзительный крик. Я обернулась — малыш выбрался из кресла и полз по полу за мной. Как только я подняла его на руки, он успокоился. Ему явно была нужна мама!
Где же все-таки его устроить? Мы обошли вокруг дома, подыскивая такое место, где клетка была бы защищена и от жаркого солнца, и or дождей. Крыльцо с навесом у входа в ванную лучше всего подходило для этой цели. Надо только огородить его проволочной сеткой, прибить несколько полок, подвесить качели и две-три веревки, да сделать постель а ящике. Наружную дверь ванной мы снабдим решетчатым окошком, чтобы можно было следить за Бобом изнутри.
Какое горячее тельце у этого малыша… Зная, что детеныши оранг-утанов очень легко погибают от простуды и воспаления легких, я встревожилась. Уж не болен ли этот малыш? Может быть, ему нужно срочное лечение? Ведь мы ничего не знали о том, кто и как содержал его до этого дня. А сейчас праздники, выяснить этот вопрос невозможно.
Я не выдержала, села с Бобом в машину и поехала на окраину города, куда только что
— Небольшая простуда есть, — заключил Оси. — А насчет температуры не беспокойся. Может быть, она у него от природы выше нашей. На всякий случай, сделаю ему прививку от туберкулеза.
Вернувшись домой, я взвесила Боба. Семь с половиной килограммов. Молочные зубы — белые, хорошо развитые. — Около года, — определил его возраст Том, — Знаешь, я тебе дам несколько карточек, и ты записывай все заслуживающее внимания. Только в самом деле сразу записывай, потому что задним числом непременно что-нибудь упустишь.
Я обещала записывать.
…Бидаи было пятнадцать лет, когда он появился в нашем доме. Веселое широкое лицо, уголки полных губ всегда изогнуты вверх в улыбке. Коротко остриженные прямые черные волосы лоснились от липкого кокосового масла. Отец Бидаи, крепкий старик, был старостой в деревне у подножья. Маунт-Пои, высокой горы среди приморских джунглей в пятидесяти километрах к западу от Саравака.
Бидаи отличался спокойным, терпеливым и ласковым нравом. Лучшего смотрителя животных мы не могли себе пожелать. Он чистил клетку Боба, три раза в день поил его молоком с ложечки, кормил фруктами. Под вечер выводил его на прогулку в сад и часами играл с ним на траве.
Первое время со всем этим было нетрудно справляться. Но потом хлопот прибавилось: появился новый младенец, самочка, которую мы назвали Евой.
Еву принес в корзине лесник из джунглей в районе Лун-ду, где еще водятся оранг-утаны. Ее мать убили, после чего Еву несколько недель держали в даякской деревне. Потом ее купил купец, который посадил бедняжку на цепь под домом, словно собаку, и кормил бананами и печеньем. Как только весть об этом дошла до властей, Департамент леса конфисковал оранг-утана и передал нам.
Ева была намного меньше Боба, очень тощая. На шее — болячки и ссадины от цепи. Хотя у нее уже прорезались все зубы, она весила всего три с половиной килограмма. Из пищи она принимала только бананы, которые поедала очень медленно и аккуратно. Наша малайская нянюшка Даянг, за свою жизнь воспитавшая множество собственных детей и приемышей, была недовольна видом Евы.
— Уж больно она тщедушная, мэм, ей молока надо, не то помрет. Давайте, я попробую ею заняться.
Я с облегчением поручила ей Еву, надеясь, что Даянг наконец-то получила то, чего ей у нас больше всего не хватало: малыша, нуждающегося в заботе и ласке. Для Даянг дом без ребенка не был настоящим домом.
Ева отказалась пить молоко, и Даянг затужила.
— Помрет она, мэм, вот увидите!
Мы смастерили новую клетку возле обители Боба. Бидаи устроил удобную кроватку, настелил листья и стружки, положил одеяло. Еву посадили в клетку, и она апатично забилась в уголок, прячась от этого жестокого мира.
На следующее утро я вооружилась твердой решимостью, взяла пипетку и принялась кормить Еву молоком. Она плевалась, давилась, отчаянно вырывалась, но в конце концов стала несмело глотать. Потом я предложила ей бутылочку. Пьет! Первая победа воодушевила нас.