Оранжерейный цветок
Шрифт:
Уверен, это дело не только в моей руке на ее попе на той гребаной фотографии. Дело в «разговоре», который он хотел начать ещё в отеле после того, как Дэйзи проснулась с криками. Почему он решил выбрать именно этот момент, когда разговор может буквально разорвать меня на куски?
Я не рассчитывал на то, что Коннор будет сегодня настолько зол. Он был прав. Он действительно чертовски зол, и он переходит в наступление.
— Тебе следовало рассказать кому-нибудь о ее проблемах со сном, — говорит Коннор. — Я думал, что ты, из всех людей, будешь
— И я, блять, ей обеспечил! — кричу я. Спящие в зале ожидания начинают шевелиться.
— Тогда почему никто не знает об этом?
— Она не хотела говорить ни одной гребаной душе, — отвечаю я. — Роуз и Лили нужно было разобраться со своими чертовыми проблемами. Дэйзи не хотела беспокоить маму или вас, или кого-то ещё этим. Она хотела разобраться с этим самостоятельно.
Секунду Коннор обдумывает мои слова, затем спрашивает: — Как долго она с этим справляется?
Я качаю головой, глядя на него. — Это происходило не раз. Это целая череда разных вещей.
— Как долго это продолжается?
Я не могу от него скрывать: — Больше года.
Его глаза затуманиваются, и он несколько раз кивает.
— Это все из-за СМИ, не так ли? Папарацци, вломившиеся в ее комнату, парень, разбивший ее мотоцикл и напавший на неё — все повлияло на неё намного сильнее, чем она показывает.
— Это было только начало.
— Роуз серьезно расстроится из-за того, что не уделяла Дэйзи достаточно внимания, — Коннор глубоко вздыхает, словно чувствует боль, которую испытает его жена, а ведь она даже ещё не знает. — Не могу поверить, что раньше не увидел этого, честно.
Я закатываю глаза.
— Это останется между нами. Дэйзи должна сама рассказать своим сестрам.
Коннор кивает, соглашаясь со мной: — Она ходила к врачу?
— До поездки в Париж она регулярно ходила к психотерапевту, также она прошла множество обследований, касающихся ее проблемы со сном, — я рассказываю всю информацию, которую, как я знаю, он спросит. И никто не предложил ей лучшего решения проблемы, чем таблетки и терапия. Остается только надеяться, что однажды она это перерастёт.
Коннор достает свой телефон и начинает печатать.
— Мне нужны все имена ее врачей и терапевта.
— Ты говоришь, как Роуз.
— Я серьезно. Хочу убедиться, что ты водил ее к лучшим...
— Коннор, — обрываю его, — она моя девушка, черт возьми. Я трижды проверил каждого врача, к которому она ходила. Мне не нужно, чтобы ты делал работу за меня. Я более чем способен позаботиться о ней.
Он колеблется, убирать ли ему телефон или нет, а затем смотрит на меня. В его взгляде читается уважение ко мне, которого не было в начале разговора.
— Так вы повесили ярлык на ваши отношения?
Я киваю: — Да, это так.
Мои ноздри раздуваются,
Иногда я задаюсь вопросом, какой бы была моя жизнь, если бы я решил не общаться с моим братом. Если бы я решил не вынимать голову из песка.
Моя мама никогда бы не узнала о зависимости Лили.
Об этом бы не трубил весь гребаный мир.
Не было бы внимания со стороны СМИ.
Дэйзи бы спокойно спала.
Лили бы не переживала постоянный стыд.
И никто бы не мог увидеть сексуальную жизнь Коннора и Роуз в Интернете.
Что касается моего брата — думаю, он все так же бы пил.
Я делаю глубокий вдох, этой ночью на мои плечи свалилось ещё больше сожаления, чем я привык выносить.
— Я не всегда поступал правильно, Коннор, — начинаю я. — Я не идеален. Но я так сильно стараюсь присматривать за ней и моим братом. И если я причиняю им боль, то тебе нужно об этом мне сказать прямо сейчас, — я встречаюсь с ним взглядом — никакого притворства. Никаких шуток, — наши тела напряжены, что тяжело дышать. И от всей своей гребаной души я говорю: — Я не хочу разрушить чью-то жизнь своим присутствием. Это никогда не входило в мои намерения.
Коннор издаёт измученный смешок, и слезы появляются у него на глазах.
— Райк... — он качает головой и трёт свои губы. Он опускает свою руку. — Ты пробежал с ней на руках почти пять километров. Рождение твоего брата стало причиной развода твоих родителей, и все же ты отдаёшь большую часть своего времени и энергии, чтобы помочь ему оставаться трезвым. Как ты вообще можешь думать, что ты причиняешь им боль? То, что ты сделал для них, не что иное, как героизм, и если ты этого не видишь, то ты слеп, мой друг.
Горячая слеза скатывается по моей щеке.
Я так чертовски устал быть одиноким. Я боялся, что Коннор скажет мне убираться нахрен. И это бы означало возвращение к жизни, в которой я себя больше не вижу. Дэйзи все изменила. Из-за неё мне стало комфортно делить с кем-то свою жизнь, быть счастливым в компании других. Мое одинокое будущее выглядит мрачным. Но мое будущее вместе с моим братом, моими друзьями, с ней — нет ничего ярче этого.
Она — солнце. Я — тьма.
И если она уйдёт, я могу распрощаться со светом навсегда.
И я знаю, без Дэйзи я никогда не увижу его вновь.
27. Дэйзи Кэллоуэй
.
Я открываю глаза и не понимаю, где нахожусь. Медленно моргаю: перед глазами все размыто, мне сложно сфокусироваться. Ощущаю тяжесть в руках и ногах. Мой мозг пока успел обработать мои проблемы только на физическом уровне — чувство легкости в голове, онемение лица и покалывание в пальцах.