Ораторское искусство в древнем Риме
Шрифт:
Таким образом, в книге освещаются основные моменты в развитии римского ораторского искусства и рассматриваются основные риторические произведения, преимущественно в историко-литературном плане. Именно такой видели свою задачу авторы предлагаемого труда, предпринятого с такой подробностью впервые в отечественном литературоведении.
Глава первая
Первые шаги римского ораторского искусства
От доцицероновского периода развития римского ораторского искусства история сохранила нам много имен ораторов, значительно меньше сведений о них, довольно большое количество фрагментов и ни одной целой речи. Поэтому о римском красноречии в эту эпоху приходится судить по фрагментам, которые дошли до нас в произведениях позднейших авторов (например, Авла Геллия, Плиния Старшего, Макробия и др.), по
Кроме того, представление о красноречии этого периода в известной степени пополняют высказывания римских историков, а также пересказы речей и сами речи, которые они любили влагать в уста описываемых героев. Однако источники эти не могут считаться надежными, так как оценки, содержащиеся в них, субъективны, а речи — неподлинны. Впрочем, ведь даже речи Цицерона дошли до нас не в том виде, в каком он их произносил, а после дополнительной авторской литературной обработки, и еще Буассье справедливо заметил, что ни одной подлинной речи оратора времен республики у нас нет, и мы не можем знать точно, как звучало римское красноречие в эту эпоху [1] . Сохранившиеся фрагменты речей ораторов времен республики кратки и разрозненны. По ним не всегда можно составить суждение о языке и стиле того или иного оратора, однако, благодаря связи красноречия с жизнью Рима того времени, они живо воспроизводят странички римской истории, и в этом заключается их непреходящая ценность.
1
Boissier G. Tacite. Paris, 1903, p. 89, note. См. также: Цицерон, «Брут», 164, 205–206 (замечания о речах Красса и Сульпиция).
Цицерон не случайно начинает свою историю римского ораторского искусства в «Бруте» (52–60) с перечисления имен знаменитых политических деятелей времен республики. Он никогда не видел и не читал их речей, но тот факт, что они играли роль в политической жизни Рима, заставляет его предполагать, что они были красноречивы.
Началом римского красноречия следует считать, по-видимому, III век, так как именно им датируются первые записанные речи, которые знал Цицерон. И, хотя до II века речей было записано очень мало, к этому времени в Риме уже укоренилась традиция публичных выступлений в сенате и народном собрании. Судебная речь также существовала значительно раньше, чем она стала частью литературы: институт адвокатуры, а, следовательно, и судебная речь функционировали в республике в III в. до н. э., так как известен закон Цинция 204 г. до н. э., который запрещал плату адвокатам. Кроме того, существовал еще один тип речей, имевшихся во времена Цицерона в зафиксированном виде, — это надгробные речи, похвальные слова, произнесенные над гробом умершего знатного родственника, которые относились уже к третьему виду красноречия — показательному. Они зачастую были полны лестного домысла или просто вымысла, перекочевывающего оттуда в произведения анналистов. Цицерон вспоминает о них в «Бруте» недобрым словом: «Из-за этих похвальных слов наша история полна ошибок, так как в них написано многое, чего не было: и вымышленные триумфы, и многочисленные консульства, и даже мнимое родство» (62) [2] .
2
Цитаты из риторических трактатов Цицерона даются по изд.: Цицерон, Марк Туллий. Три трактата об ораторском искусстве. М., «Наука», 1972. Пер. Ф. А. Петровского, И. П. Стрельниковой, М. Л. Гаспарова. Под ред. М. Л. Гаспарова.
Красноречие в республиканском Риме имело ярко выраженный практический характер и даже такой его род, как упомянутые выше и полные вымысла «laudationes», нередко играли агитационно-политическую роль.
Ярким примером может служить речь, написанная Лелием по поводу неожиданной смерти Сципиона Младшего, которая преследовала цель бросить подозрение на причастность к этой смерти Гракхов.
Из записанных речей до Катона Старшего Цицерон знал лишь одну — речь Аппия Клавдия Слепого (Цека) против заключения мира с Пирром. Выдающийся государственный муж, цензор 312 г., консул 307 г. и 296 г., Аппий Клавдий Слепой являл собой, по античным понятиям, тот образец римского гражданина-аристократа, к которому как нельзя более подходило катоновское определение vir bonus dicendi peritus (доблестный муж, искусный оратор).
Свою знаменитую речь против Кинея, посланца эпирского царя Пирра, он произнес в 280 (278?) г. до н. э., будучи уже глубоким стариком, ушедшим от дел. Об этой речи имеются многочисленные свидетельства, а Плутарх в биографии Пирра (XVIIII–XIX) изображает седого слепого старца, который явился в сенат, движимый любовью к отечеству и возмущенный готовностью
3
Цитаты из Плутарха даются по изд.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3-х т. М., «Наука», 1964. Пер. С. Маркиша.
Самым крупным из древних римских ораторов был, несомненно, Марк Порций Катон Старший (234–149 г. до н. э.). Он вообще был первым крупным римским писателем-прозаиком, обладавшим энциклопедической широтой интересов, первым историком, писавшим на латинском языке, автором трудов по медицине, сельскому хозяйству, военному делу, юриспруденции. Ему приписывают сочинение на моральную тему, сборник изречений по греческому образцу, первое в римской литературе руководство по ораторскому искусству, многочисленные письма.
Катон был одной из самых замечательных фигур как в истории римской литературы, так и в истории римского государства. Квестор 240-го, эдил 199-го, претор 198-го, консул 195-го и цензор 184-го гг. до н. э., он был не только ярким государственным деятелем, но и талантливым полководцем. Обладая острым и ясным умом, широкой образованностью, хорошим практическим знанием жизни, величайшей строгостью нрава, редкой неподкупностью, он наиболее полно воплощал в себе ту самую «summa virtus», то сочетание лучших качеств подлинно римской натуры, без которых, по понятиям древних, не могло быть истинного государственного мужа и общественного деятеля.
Консерватор по складу ума и характера, он восставал против всяких нововведений, призывая следовать древней простоте и блюсти чистоту нравов.
Ярый противник эллинофильской группировки Сципионов, к которой примыкали Энний, Пакувий, Цецилий, Теренций, Катон был фанатично убежден, что увлечение греками и всем греческим таит в себе национальную опасность для Рима, развращает римлян и несет гибель всем нравственным завоеваниям римской старины (Плутарх, «Катон Старший», XII). Однако будучи реалистом и поняв, что римлянину не обойтись без накопленных греками знаний, он на склоне лет идет на выучку к грекам, усердно занимается греческой литературой и перерабатывает для издания свои самые знаменитые речи, обнаруживая при этом знакомство с греческой риторикой. Плутарх, например, считает, что его красноречие особенно выиграло благодаря изучению Фукидида и Демосфена (там же, II). «Его называли «Римским Демосфеном», — говорит Плутарх (там же, IV), — однако жизнью своей он заслуживал еще более громкого имени и более громкой славы».
Он прожил долгую жизнь (85 лет), и ораторский век его был удивительно долог. «Я бы сказал, — говорит Плутарх (там же, XV), — что, подобно Нестору, он был ровесником и соратником трех поколений». Плутарх же приводит слова Катона, содержащиеся в одной из последних его речей: «Тяжело, когда жизнь прожита с одними, а оправдываться приходится перед другими». Около пятидесяти раз (там же) Катон либо привлекался к суду, либо сам выступал обвинителем, и всегда поверженным оказывался его противник. Последний раз он выступил в суде против Сервия Гальбы по знаменитому делу об избиении лузитанцев в 149 г. — в самый год своей смерти (Цицерон, «Брут», 89). Речи свои он записывал, обрабатывал и включал в «Начала». Если верить Цицерону (там же, 65), он читал сто пятьдесят речей Катона. До настоящего времени сохранились фрагменты более чем из восьмидесяти его речей, которые дают реальную возможность составить суждение о его красноречии. Эти фрагменты говорят прежде всего о личности оратора.
Катон жил в ту раннюю пору развития римского красноречия, когда решающим фактором, определяющим силу оратора, помимо природного дара, была самая личность оратора, его нравственный потенциал, его общественная репутация. Это было время, когда еще не появились ораторы-профессионалы, особой гордостью которых считалось выиграть в нечестном деле, так как это свидетельствовало бы об их высоком профессионализме. Основная рекомендация, которую Катон давал молодому оратору, заключалась в словах: rem tene, verba sequentur (знай дело, слова придут). И сам он, действительно, прежде всего исходил из существа дела. Во всяком случае, речи его, всегда достигающие своей цели, не укладываются в каноны риторики.