Орден для поводыря
Шрифт:
Она вытянула из рукава платочек и потянула его к глазам. Я хмыкнул. «Ты, деточка, еще заплачь», – поддакнул Гера.
Петр Александрович Бутковский, отец Карины, получил дворянское звание за исследования в области медицины. Издал труды, хорошо известные в лекарской среде. Дионисий Михайлович влет назвал три или четыре, но одно – «Душевные болезни, изложенные сообразно началам нынешнего учения психиатрии» – я запомнил. Психотерапевт, психоаналитик, психолог, психиатр – в девятнадцатом веке еще не существовало разделения этих профессий. Психология как наука только зарождается. Моему старому лекарю
Карина Петровна была умна и имела представление о человеческой психологии. Во всяком случае, дознаватели так и не смогли обвинить ее в чем-нибудь сколько-нибудь серьезном. Даже несмотря на то, что солдаты нашли в ее доме небольшой госпиталь, где оправлялись от ран бунтовщики. Карбышев даже всерьез предлагал мне взять с собой револьвер…
– Перестаньте, госпожа Бутковская, – может быть, излишне резко выдохнул я. – Я пришел сюда за правдой, а не…
– Отчего ше не послать полицейских? – криво улыбнулась девушка.
– Я и есть самый главный в губернии полицейский. Что же вам еще? Расскажите, что произошло между вами и господином Платоновым, чтоб я мог решить судьбу вашего брата…
Слезы у нее все-таки полились, и зубы стучали по краю стакана с водой, который немедленно принесла выметнувшаяся откуда-то из глубин дома страшненькая рябая служанка. Пришлось ждать, пока полячка соберется с силами, чтобы говорить членораздельно.
Как я и предполагал, коллежский советник Платонов ее попросту содержал. Со всеми вытекающими, так сказать. А что еще ей оставалось? Работать руками она не умела. В местную больницу, даже сиделкой и даже несмотря на познания в медицине, ее не взяли. А на руках брат – слабоумный калека.
Ни о каких серьезных намерениях речи не шло, и до какого-то времени это всех устраивало. Чиновник пару раз в неделю посещал ссыльную, не забывая оставлять немного денег или чего-то стоящие подарки. Карина откладывала монетки как могла, будучи уверена в недолговечности такой связи, но к моменту, когда все-таки произошел разрыв отношений, скопила не так много.
В августе у одного из чиновников горного правления, кажется бухгалтера Сохинского, случился день рождения. В Барнауле праздновали всегда с размахом, но тут именинник и вовсе расстарался. Море водки, цыгане, музыканты. Приглашены все сколько-нибудь значимые лица города.
Уже ночью кто-то из гостей попенял Платонову, что тот, дескать, так и не похвастался польской любовницей. Хорошенько подвыпивший коллежский секретарь отправил бричку.
– О! Они так говорили со мной, будто я продажная девка, – сверкая глазами от ярости, рассказывала Карина Петровна. – Совали ассигнации и требовали, чтоб я снимала одежду! Хватали…
Она пыталась терпеть. Понимала, что по большому счету заслуживает такого к себе отношения. Терпела и отшучивалась, старалась быть поближе к Платонову, надеясь, что тот ее защитит. Пока не поняла, что он ведет себя точно так же, как другие.
Кончилось развлечение для господ чиновников звонкой пощечиной по чьей-то – она совсем не знала имен местного начальства – физиономии и бегством с этого праздника жизни. Добравшись до дома, она без сил рухнула на кровать и ревела несколько часов подряд. Напуганный глупый маленький
– Прошу вас, ваше превосходительство… – Девушка тихо сползла со стула и встала на колени прямо передо мной. – Я на все готова. Пощадите только моего неразумного брата!
«Давай! – орал внутри мозга Гера. – Ну давай же! Не сиди так!»
Стало жарко. Я нервно дернул непослушные крючки неудобного воротника. Карина, словно только и ожидая этого сигнала, ловкими пальцами вскрыла мой кафтан полностью и взялась за мелкие пуговки на брюках.
– Сейчас, – как-то даже ласково шептала она. – Сейчас, мой хороший…
Сердце давило. Каким-то краешком разума я осознавал, что поступаю неверно. Что желания моего тела постыдны и что я пользуюсь беспомощностью этой несчастной. Но тот, кто во мне сидит, уже успел захватить власть, завалить пышущими голодной яростью гормонами остатки вяло обороняющейся совести. Я потянулся к застежкам ее скромного платья.
Потом, уже загнав удовлетворенного Германа обратно в клетку, лежал, смотрел на худенькое, с выпирающими ребрами, ключицами и тазовыми костями тело Карины и думал. А тема этих размышлений тихонько сопела мне в подмышку.
Господи! Что же я наделал?!
Понятно, что брата этой девчушки с удивительно безволосым телом и угловатой попкой выручить совсем просто. На самом деле достаточно собрать комиссию авторитетных докторов, признающую Яна, как сестра его называла, клиническим идиотом. По законам империи такие люди, буде они совершат что-либо противоправное, подлежат отправке в дом призрения особого, закрытого, словно тюрьма, типа. Другое дело, что в Сибири ни одного такого заведения не существует. Как, впрочем, и на Дальнем Востоке. Что само собой подразумевает разлучение брата с сестрой. И вряд ли именно этого добивается полячка таким экзотическим способом.
Однако можно обойтись и без комиссий. Только тогда необходимо еще прошение от Карины на имя генерал-губернатора о помиловании бестолкового братика. Еще дорогой, прислушиваясь к отдаленному уханью пушки, я решил для себя, что если девица Бутковская не окажется какой-нибудь стервой, заставлю ее написать такое прошение. Планировал, правда, что адресовано оно будет милосердному томскому губернатору, а не генерал-лейтенанту Дюгамелю, но теперь, после того как этот сексуальный маньяк буквально набросился на ссыльную, такой документ может в какой-то мере меня скомпрометировать.
Конечно, Герочка, злыдень ты наш писюкатый, у каждого должна быть какая-то слабость. Человек без грешков вызывает подозрение и недоверие. Но достойна ли вот эта… девочка стать нашей с тобой слабостью? Милым грешком, вполне в рамках нынешней морали? Нашей содержанкой?
И не надо фыркать. Ишь моду взял, отделываться междометиями! Когда ты тут напал на бедную девчушку, как какой-то Тарзан, ты же о последствиях не думал?! Вот что теперь с ней делать? Была бы дура какая-нибудь или из крестьян, так спровадили бы ее на дальний хутор, где болтовню и слушать бы некому было. Так нет, дворянка, неплохо образованна и умна. Такая при большом желании и до царицы с жалобами дойти может. А тогда нам с тобой, сексуальный террорист, не поздоровится. Так что будем готовиться к худшему…