Орден Креста
Шрифт:
Старик завис в воздухе, дико крича...
– Я никогда не забуду крик того старика и его останки, - прошептал Стен, открывая глаза.
– Ты не понимаешь, всего этого не случилось бы знай мы о печатях и разберись мы с ним с самого начала, и ничего этого бы не было!
С этими словами он ткнул пальцев в щеку, где когда-то был заметный след.
– Ты еще легко отделался, а я практически лишился правой руки!
Стен возражать не стал, понимая, что возможно ему и правда не понять того, что
...Стен стоял перед ямой, на дне которой лежало завернутое в полотно тело старка. В нем все сжалось, от ужаса и сожаления, словно он сам еще час назад был и тьмой и смертью и этим стариком, словно это он и умер, и нес смерть, и был изгнан из чужой души.
" Это неправильно" - стучало в его голове, но озвучить подобное он не решался.
– Мы должны упокоить его, Стен, - проговорил инквизитор Леоран, положив руку на плечо молодого посвященного.
Стен лишь отчаянно выдохнул, с трудом возвращаясь в реальность.
Он понимал, что только он сейчас, да этот уставший старик, могут что-то сделать, и хоть все самое тяжелое было уже позади, но закопать останки убитого человека у юноши духу не хватало.
– Если хочешь я все сделаю сам, - проговорил Леоран, понимая, что эти ребята были не готовы к подобному.
– Нет, я сам, вы и так взяли на себя самое страшное.
Стену казалось, что даже голос его звучит откуда-то издали. Он понимал, что должен, знал, что просто необходимо сделать над собой волевое усилие и закончить это.
На Леорана он не хотел смотреть и не хотел думать о том, что случилось, не хотел помнить то, что видел и теперь знал, стараясь сейчас сосредоточиться на простой физической работе.
Вооружившись лопатой, взятой в деревне, он стал неспешно сбрасывать землю в яму, стараясь не глядеть на то, как исчезает за слоем песка ткань и уж тем более не вспоминать, что прячется под ней.
Леоран же открыл свои письмена и стал читать очистительные молитвы, да слова за упокой. И эти слова Стен, зная практически наизусть, совсем не слышал, воспринимая как далекий гул.
И только когда все закончилось, он остановился и обессиленно сел у могилы. Израненное когтями плечо ныло, но это он понял лишь теперь, прижимая к нему руку и чувствуя кровь.
– Держи, - прошептал Леоран, протягивая парню флягу.
Запах алкоголя ударил Стену в нос, но он тут же отказался, ведь сейчас ему не хотелось поддаваться забытью, напротив старался запомнить все что было, запомнить чтобы никогда не забывать.
Леоран вздохнул.
– Ты молодец.
Стен молчал.
– Малдрен же поправится?
– Да, конечно. У него повреждено плечо, рана серьезная, но жизни...
–
Леоран вздохнул еще раз.
– Любой из нас мог заразиться...
– Он здоров?
– Это покажет время.
Стен закрыл глаза, понимая, что он хоть и спас товарищу жизнь, но не смог его по-настоящему защитить.
– Это моя вина, - прошептал Леоран.
Стен же покачал головой и встал, не принимая таких заявлений.
– Идемте назад, не стоит оставлять Малдрена одного.
Взяв лопату, он подал старшему товарищу руку, догадываясь, что скоро ему откроют тайну о тех самых ужасных печатях, что он никогда не забудет, но продолжит ненавидеть...
– Ты вечно правильный и не понимаешь, что такое новый путь. Ты вечно боишься...
– Я ничего не боюсь, Малдрен, - прошептал Стен.
– Я просто стремлюсь жить так, чтобы мне нечего было бояться. И уж тем более я не хочу бояться за других, особенно за своих детей.
Поражаясь строгости и суровости собственного тона, он продолжал:
– Твое дело будет передано в центральный экзархат и дальнейшее меня не волнует.
Выйдя из камеры, он закрыл глаза, слушая щелчок замка.
"Прости меня, но я не в силах тебя защитить, как и тогда. Могу лишь спасти, остановив от греха"
Однако хоть все и было просто, понятно и очевидно, но только ничего хорошего происходящее не сулило, и горько было от осознания, что он не заметил случившееся, не понял, не предотвратил в начале, а теперь уже поздно: Малдрена было уже не спасти, а значит ребята ставшие его учениками и последователями куда важнее.
Оставив Малдрена в темнице и оставив все распоряжения на его счет, Стен поспешил его просто забыть.
Однако это было не так уж и просто. Сохраняя все это время самообладание, следуя своему решению, он все же переживал внутреннюю бурю, скрытую от всех глаз. И эта буря утомила его, как и надобность держать себя в руках.
Это был один из немногих случаев, когда нельзя было быть снисходительным, но, понимая это, Стен все же не умел быть суровым, и смутно понимая своего товарища, он точно знал, что путь его неверен. О многом теперь стоило задуматься.
Мысли и воспоминания не хотели оставлять Стена, напротив они врывались в его разум снова и снова. Он вспоминал свои старые встречи с печатями Менделя, те единичные моменты когда он видел их и тот единственный раз, когда он сам писал их чтобы спасти маленького ребенка. Все это отдавало горечью и мучительными уколами совести.
"Это не правильно" - вновь стучало в его висках, но он держал себя в руках, продолжая заниматься делами.
Он всеми силами старался сосредоточиться, но наряду с любым другим вопросом блуждали мысли и смутные ощущения, не дающие ему покоя.