«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Алексеевич Павлюченков Сергей

Не менее загадочной для непосвященных была социологическая ученость в отношении деревни. Так, далеко не все землепашцы и сеятели заносились в категорию «крестьян». Речь не о кулаках, этим в партии делать вообще было нечего, по идее. Но вот их наемные батраки или же трудящиеся на нивах государственных совхозов имели возможность возвыситься до самой престижной категории «рабочих», в то время как односельчане, облагораживавшие нелегким трудом поля в колхозе, в коммуне, а тем паче собственный надел, по расписанию Цека оставались в «крестьянах» [792] .

792

Там же.

Как можно догадаться из этой социологической премудрости, главным критерием, по которому определялось социальное положение коммуниста, являлась не профессия, не род занятий,

а то, насколько в общественном разделении труда данный человек был зависим или самостоятелен, насколько он был свободен в распоряжении продуктами собственного труда. Иначе говоря, партаппарат в первую очередь интересовала привязанность человека к стихии свободного рынка и то, насколько велика была желательная степень его закрепощенности в системе универсального государственного хозяйства.

Подобная замысловатая инструкция, тем более предназначенная для низового аппарата, влекла за собой тучу разъяснений и примечаний, которые в свою очередь требовали еще больших усилий для понимания. Так, в одном из примечаний буквально говорится следующее: «Социальное положение коммуниста, т. е. его положение в производстве — основная профессия, дающая средства к существованию, не должно смешиваться с тем занятием или работой, которую коммунист ведет в данный момент, в данное время» [793] .

793

Там же. Л. 2.

Следовательно, надо понимать, зарабатывание средств к существованию, профессия — это одно, а выполняемая работа — это нечто иное. Парадоксальная формулировка, которая, очевидно, доставила немало хлопот низовому партактиву. Между тем, в этой кажущейся бессмыслице сошлись альфа и омега партийной социальной премудрости, сфокусировались общественные противоречия переходного периода, которые стали объективным источником двойной бухгалтерии в партийных документах.

Для того, чтобы уяснить это, очень важно отметить, что социальное положение коммуниста и его настоящий род занятий представляли собой не только разные, но порой удаленные на огромное расстояние понятия. Как растолковывалось в той же инструкции, если коммунист долгое время работал на заводе слесарем, а при соввласти стал директором этого завода, то по социальному положению он является рабочим, а по роду занятий — служащим. Но хорошо, если только директор завода, революция преподносила еще большие сюрпризы. Например, Клим Ворошилов в начале 1926 года в период борьбы сталинцев с «новой оппозицией» поехал в Ленинград, к питерским рабочим и «аккредитовался» там не как наркомвоенмор и член ЦК партии, а как свой брат-пролетарий. Настоящие рабочие, разумеется, чувствовали всю фальшь подобного маскарада и не принимали ее. Ворошилов в Ленинграде провалился.

Также примечательно, что любопытный пассаж о «профессии» и «работе» пропал из очередной редакции инструкции от 15 декабря 1926 года. Но двойная бухгалтерия оттого не исчезла, напротив, она превратилась в тройную. Редакция 1926 года содержала предупреждение, что социальное положение не надо путать с социальным происхождением [794] . В итоге, наряду с уже известными «социальным положением» и «родом занятий» полные права обрело «социальное происхождение».

Действительно, та переломная эпоха нередко демонстрировала образцы многоликости своих типажей, как, например, популярный М.И. Калинин — выходец из крестьян, по социальному положению рабочий, ну а по роду занятий, надо полагать, служащий. Три строки и четыре колонки, в которые обязано было умещаться все социальное разнообразие партии, на деле представляли богатейшие возможности для манипуляций и декорирования официальных отчетов. Однако, как известно, большие преимущества всегда влекут за собой и маленькие недостатки. По всей видимости, двенадцатиклеточная арифметика оставалась еще слишком сложной для низового актива и служила источником путаницы, в результате чего даже сам аппарат не мог получить должного представления о реальном положении дел. Оставалось только уповать на объективный процесс совершенствования социальной структуры общества, так сказать, продвижение к одноклеточному, бесклассовому идеалу, который совершался буквально на глазах. В очередном постановлении ЦК ВКП(б) от 13 марта 1928 года «Об определении социального положения коммунистов, принимаемых в партию» уже исчезли «прочие». В отношении тех, кто не мог быть отнесен ни к одной из трех оставшихся групп, должен был просто отмечаться тот конкретный вид трудового поприща, на котором они подвизались до вступления в партию (кустарь-ремесленник, домохозяйка, учащийся, нет профессии).

794

Там же. Л. 98.

Подобное полуграмотное нормотворчество, заключавшее

в себе неистощимые возможности для недоумений над аппаратной мыслью и эпистолой, на самом деле являлось отражением очень серьезного и нужного процесса формирования новой общественной пирамиды, в котором главная роль принадлежала партийным институтам. Поэтому в партийных постановлениях можно было неоднократно встретить строжайшее указание Цека: «Социальное положение принимаемых в партию определяется ячейкой и утверждается парткомом» [795] .

795

Там же. Л. 8.

Для того, чтобы избежать ошибок и злоупотреблений в столь важном, определяющем всю дальнейшую карьеру коммуниста деле определения социального положения, оно подвергалось тщательному регламентированию. Вначале каждая инструкция тащила за собой десяток страниц убористого текста с перечислением рабочих, крестьянских и учрежденческих профессий, откуда с любопытством можно было узнать, что среди металлистов имелись такие особые специальности, как болторезы, винторезы и гайкорезы, а у текстильщиков — банкаброшницы. Затем совершенствование регламентации повлекло за собой то, что, например, в инструкции 1928 года в тексте партийного документа при определении понятия цензовой промышленности можно было наткнуться буквально на следующее: «За помольную единицу считается размольный постав (жернова всякого размера или вальцевой станок при всяком числе валов)» [796] .

796

Там же. Л. 130.

В конце концов, инструкции уже отказывались принимать в себя разнообразные технологические детали индустриального производства, которые должны были служить партячейкам надежным руководством в отделении овец от козлищ. Компромисс между здравым смыслом и потребностью тщательной регламентации был найден в 1928 году, когда трудами Статотдела ЦК увидело свет замечательное издание, целая книга под названием «Словарь занятий лиц наемного труда», в «столбцах» которого по возможности наиболее полно был очерчен круг нового благородного сословия, из которого аппарат черпал надежные кадры для партии.

Сталин сокрушал своих противников подбором и расстановкой кадров, поэтому основы партийного строительства становились важнейшей из наук, которой, как и любой другой науке, требовались точные данные, эмпирическая база. Кривая роста рядов партии дала резкий скачок вверх не только в 1924 году, в связи с ленинским призывом, но и в 1925 году. За это время в РКП(б) вошло несколько сот тысяч новых членов (в 1924 — 316 тыс. и в 1925 — 322 тыс. человек) Затем наступило некоторое замедление в росте численности партии. Одной из причин этого являлась необходимость для низовых парторганизаций некоторым образом «переварить» огромное количество вступивших в порядке массовой кампании, адаптировать их к критериям типа среднего партийца, поскольку культурный, образовательный и политический уровень новичков был далеко не удовлетворительным.

Абсолютное количество членов и кандидатов в члены партии за время с XIV партсъезда по XV партконференцию увеличилось с 1 078 тыс. до 1 211 тыс., т. е. на 12,3 %. Таким образом, по сравнению с предшествующими годами, когда в 1924 году прирост был равен 63,6 %, а в 1925 — 39,7 %, 1926 год явился годом замедленного темпа численного роста ВПК(б). То же самое касается притока рабочих в партию, в 1926 году он заметно ослабел.

Нетрудно заметить, что массовые кампании по привлечению в партию новых коммунистов происходили в годы обострения внутрипартийной борьбы, усиления разногласий в верхушке партии. Сталинский аппарат искал массовую опору в борьбе против оппозиции, вовлекая в голосующие низовые коллективы все большее количество молодых, неискушенных в политических вопросах, но рвущихся к комиссарской карьере выходцев из социальных низов. Нужны были те, которые уже не помнили бы, сколь велики были заслуги перед революцией у Троцкого, сколь большой авторитет в руководстве партии ранее имели Зиновьев и Каменев. После разгрома «новой оппозиции», 1926 год был годом относительного затишья во внутрипартийной жизни, но в 1927-м году, в связи с внешнеполитическими провалами и неудачами во внутренней политике, борьба вновь стала обостряться. Соответственно, с 1927 года вновь начинается подъем кривой роста партии и активное вовлечение в нее рабочих с производства. В этом году в кандидаты было принято 114 тыс. рабочих, т. е. 64,7 % от всего количества вступивших (в 1926 году прирост рабочих составил только 4,9 % от общего количества) [797] .

797

Там же. Д. 144. Л. 8.