Орден последней надежды. Тетралогия
Шрифт:
Как бы там ни было, я решил держать брата Иосифа при себе, а при первом же удобном случае постараться припереть его к стенке и заставить раскрыться. Но повод для разговора по душам все не подворачивался, монах вел себя абсолютно естественно и большую часть времени, свободного от оказания помощи раненым и больным, проводил в молитвах.
Капитан в конце концов разрешил мне оказывать помощь пленникам, запертым в трюме, но только после того, как я закончу помогать сарацинам.
Как ни старался капитан галеры догнать остальные корабли пиратской эскадры, ничего у него так и не вышло. Напрасно широкий
На шестой день плавания сарацинам удалось захватить двухмачтовое торговое судно из Генуи, и капитан немедленно распорядился перегрузить на него пленных англичан и часть матросов. Нас с братом Иосифом он оставил на «Клинке Аллаха», и отныне я заботился только об экипаже пиратской галеры.
На восьмой день плавания поднялся сильный попутный ветер, широкий парус галеры вздулся, энергично подталкивая судно вперед, гребцы бездельничали, подняв весла вверх. Я освободился рано, судя по солнцу, ползущему вверх, не было еще и десяти часов.
Вместе с братом Иосифом мы стояли на корме, ярдах в пяти от сосредоточенного рулевого, и с тоской глядели в морскую даль, рассуждая об ожидающих нас перспективах.
– С пленными англичанами сарацины поступят просто, – задумчиво произнес монах. – Девочек и женщин, разумеется, продадут в гаремы. Для чего еще они могут сгодиться?
– А как поступят с мужчинами? – поинтересовался я.
– С дворян возьмут выкуп через посредников. Тех из купцов, что смогут за себя заплатить, тоже отпустят. Ну а ремесленников продадут в рабство, тут без вариантов.
– А что ожидает служителей церкви? – спросил я с самым наивным видом, какой только сумел изобразить.
Помолчав, брат Иосиф без особой уверенности ответил:
– Вообще-то каждый корабль, возвращающийся с набега, должен встречать мой собрат по ордену. А еще цистерцианцы часто посещают аукционы по продаже рабов, специально для того, чтобы выкупать несчастных вроде меня.
Монах так тяжело вздохнул, что я невольно поджал губы. Похоже, не так уж и сильно он верит в то, что его спасут. Мало ли галер возвращается с добычей, что, если именно в этот момент в порту не будет дежурить его собрат по ордену? А если он заболеет или будет занят неотложными делами? Да и хватит ли у него денег на выкуп монаха? Или двух монахов…
Даже после простой прикидки вариантов мне стало ясно, что рассчитывать я могу только на себя. Опустив голову, я отвернулся от собеседника.
– Что произошло, отчего ты ходишь как в воду опущенный? – тихо спросил брат Иосиф.
– Наш капитан хочет оставить меня у себя в качестве, как он выразился, личного лекаря, – помолчав, признался я.
– Ну и что тут плохого? – поднял брови монах и, пожав плечами, рассудительно добавил: – Твоей участи могли бы позавидовать весьма и весьма многие пленники.
Пряча глаза, я ответил, буквально выдавливая из себя каждое слово:
– Не только в качестве врача, но и в качестве евнуха, чтобы я помогал обслуживать
– Неплохая карьера тебя ожидает, – развеселился брат Иосиф. Оглядев меня с видом завзятого конского барышника, рассудительно добавил, пряча улыбку: – Парень ты видный, евнух выйдет на загляденье!
– Это невозможно! – сказал я твердо, а пальцы сами сжались в кулаки. – Я обязательно должен вернуться во Францию, и чем раньше, тем лучше. Все дело в том… – я замешкался было, но тут же добавил: – Я послушник Третьего ордена францисканцев.
Да, я раскрылся перед чужим человеком, чего, в принципе, не имел права делать. Никто не должен знать, что я находился в Англии, понимаете, никто! Вот только британцам эта тайна прекрасно известна, а потому не было больше смысла таиться. А самое главное, я очень четко понимал, что самому, без чьей-то помощи мне ни за что не выпутаться из этой переделки. Без знания языка, обычаев и нравов мне суждено провести остаток жизни на положении раба. И даже если рано или поздно я ухитрился бы бежать, доживать свои годы евнухом меня как-то не прельщало. Бр-р-р… и подумать страшно, прямо мороз по коже. Единственный шанс – помощь брата Иосифа, а потому я должен был рассказать ему хотя бы часть правды.
Я глянул ему в лицо. Взор мой прям и открыт, руки слегка приподнял и развернул, чтобы были заметны пустые ладони. Подсознательно эта поза воспринимается собеседником как свидетельство чистоты и искренности твоих намерений. Кое-что знаем, чай, не лыком шиты.
– Не понял, что ты бормочешь, – нахмурился монах. – Чайки так пронзительно кричат, что я ни слова не разберу.
– Я сказал, – выговорил я четко и раздельно, – что принадлежу к Третьему ордену францисканцев. Я послушник аббатства Сен-Венсан, расположенного неподалеку от Блуа, а в Англию был послан инкогнито, для выполнения некой важной миссии. Мне очень нужна ваша помощь!
Помолчав, брат Иосиф уточнил:
– Выходит, ты все же не ирландец Трелони, да?
– Брат Робер, – представился я.
Следующие полчаса прошли в беседе о родном аббатстве. Монах с непроницаемым лицом задавал множество вопросов, уточняя распорядок дня, количество и расположение зданий, а также всякие мелочи, вроде того, сколько окон в тамошней библиотеке. Я пыхтел, иногда задумывался, но отвечал уверенно, без ошибок.
– Похоже, ты и в самом деле послушник Сен-Венсана, – признал наконец брат Иосиф. – Не буду спрашивать, что ты делал в Англии, это дело твое и вашего аббата. Спросить хочу лишь об одном: ты когда-нибудь был в Саутгемптоне?
– Это там, где взорвался военный арсенал? – с невинным видом уточнил я. – Ноги моей там не было!
– Я почему-то так и подумал, – признался монах. Хмыкнув, оглядел меня с новым интересом. – Да, дела. Никогда бы не подумал, что встречусь здесь с одним из волчат господина де Ортона.
Заметив, как я вытаращил глаза, брат Иосиф ухмыльнулся.
– Вижу, ты не знал, как в ордене францисканцев прозвали любимцев вашего аббата!
– Волчата, – пробормотал я. Наклонил голову, попробовал слово на вкус и улыбнулся. – А что, мне нравится! Но вам-то откуда это известно?