Орден последней надежды. Тетралогия
Шрифт:
– Такой противник должен умереть как мужчина, – заявляет он. – Возьми меч, я разрешаю.
За его спиной Жанна делает пару осторожных шагов, зажатый в руке кинжал она завела за спину.
– Спокойно, женщина, – кидает тот пленнице. – Стой, где стоишь, и тогда твой освободитель умрет быстро. Иначе…
– Не убивай его, – быстро говорит девушка. – Клянусь, я не буду пытаться убежать, только оставь его в живых!
– Ты и так никуда не денешься, – фыркает англичанин. – Сейчас
Пользуясь мгновением, я поднимаю с залитой кровью поляны чей-то меч. Он непривычно тяжел, моя рука опускается под его весом, побелевшие пальцы вот-вот разожмутся, выпуская рукоять. Переждав приступ головокружения я открываю глаза и вижу самое настоящее чудо: за спиной ухмыляющегося англичанина медленно встает Гектор. Глаза его расширены от боли, в животе и левом боку зияют кровоточащие раны, но в руке рыцаря крепко зажат меч. С громким криком я вскидываю клинок, и тут с лица британца пропадает улыбка превосходства.
Распахнув глаза, он в изумлении глядит на окровавленное лезвие, что вырастает из груди. Рот его распахивается, но вместо слов оттуда хлещет поток крови. С каким-то странным всхлипом англичанин начинает заваливаться набок, и наконец с грохотом рушится на землю. Мгновение я гляжу прямо в глаза Гектору, и тут поляна подпрыгивает и мягко бьет меня по голове.
Очнулся я оттого, что в лицо мне плеснули водой. Едва я открыл глаза, как к моим губам поднесли фляжку. Машинально я сделал глоток, поперхнулся, и окончательно пришел в себя. Голова моя лежала на коленях у Жанны, и это было самое прекрасное место на свете.
– Пить, – прошептал я, и девушка вновь поднесла фляжку.
Я сделал несколько жадных глотков.
– Спасибо, – сказал я и попытался мужественно улыбнуться. Получилось не очень, мне хотелось спать, да и голова сильно кружилась.
– Очнись, Робер, – строго сказала Жанна. – Он хочет с тобой поговорить.
– Кто?
– Твой друг. Он умирает. Я перевязала его, как смогла, но это не поможет.
– Что значит умирает? – вскинул я брови.
И тут вспомнил бой.
– Сколько я вот так валялся?
– Недолго.
– Помоги мне сесть, – попросил я.
Опираясь на ее руку я сел, а затем и встал. Двигался я медленно и осторожно, словно был сделан из хрупкого стекла. Пошатываясь я огляделся. Уже совсем рассвело, и в свете утреннего солнца поляна напоминала то ли место для забоя скота, то ли кадр из фильма ужасов. Крови из убитых натекло столько, что вся она не сумела впитаться, и земля под ногами противно чавкала.
Я кивнул на убитых:
– Живые остались?
Жанна молча покачала головой.
– Хорошо, – произнес я тихо.
Я подошел
– Здравствуй, Гектор.
Он медленно открыл глаза.
– Дай-ка посмотрю, – я осторожно снял повязки.
Странно, что Гектор до сих пор был жив. Под его телом натекла огромная лужа крови, а сквозь рану в животе можно было разглядеть поврежденные внутренности. Даже попади он в операционную, у него не было бы шансов, а уж в лесу…
– Все будет хорошо, – уронил я, пряча глаза. – Ты выживешь.
Он усмехнулся, по крайней мере бескровные губы на пепельно-сером лице шевельнулись.
– Я был не прав, – прошептал он.
– Что?
– Сначала я надеялся, что бургундцы дадут свободу моей Фландрии, потом я думал, что нам помогут англичане. Я ошибался, они нас попросту использовали. Помнишь, как мы спорили? Ты был прав, на чужой крови не построить своего счастья.
Я молча сжал его руку. Что я мог сказать умирающему?
– Я творил много зла, – с усилием выдохнул Гектор. – Но под конец я попытался сделать хоть что-то… что-то.
Помолчав, он прохрипел:
– За здравствует золотой лев Фландрии! – и закашлялся, поперхнувшись кровью.
– Тебе вредно говорить, – сказал я перехваченным голосом. – Но ты можешь слушать. Так вот, Гектор де Савез, Бургундский Лис и фландрийский дворянин. Единственный мой друг в этом безумном мире. Сегодня ты сделал для меня столько, сколько никто не делал. Ты…
– Робер, – прошептала незаметно подошедшая Жанна. – Он умер.
– Нет, – стиснул я кулаки, – он не мог умереть. Только не сейчас!
Но Лис умер, на этот раз по настоящему. А еще через час нас нашли. В первый и последний раз в жизни я видел Жака де Ли плачущим. Как он позже признался, до самого конца великан так и не верил, что "малышка Клод" жива. Из десяти рыцарей, посланных со мной герцогом Баварским, в живых осталось четверо. Про павших Жак сказал так:
– Они погибли за правое дело, а потому прямиком отправились в рай.
Что ж, к сказанному, как говорится, ни прибавить, ни убавить. Гектора мы похоронили неподалеку от той самой поляны, где он принял последний бой. Я сам прочитал молитву, и первый кинул на тело горсть земли. Прощай Лис, лучший друг, какой только может быть у мужчины. Пусть мы бились по разные стороны, но в трудную, гибельную минуту ты сражался со мной плечом к плечу, и спас ту, что я люблю больше жизни. Ты умер, оставив меня в должниках. Прости, что не открыл тебе правды: лишь через четыре века твоя Фландрия обретет долгожданную свободу. Покойся с миром, друг. Аминь.