Ордер на молодость(изд.1990)
Шрифт:
— Кто такой Сергей? Соперник?
— Пожалуй. Ну, в общем, он мне делал предложение.
— Расскажите о нем со всеми подробностями.
Мне был предъявлен портрет, он оказался в том же альбоме. Крепкий, широкогрудый, основательный парень в замшевой куртке с многочисленными карманами и молнией на каждом кармане. Этакий богатырь… Вероятно, он шутя клал на обе лопатки гибкого Геннадия… если, конечно, успевал обхватить его.
С фотографии Сергей глядел хмуро — вероятно, старался придать солидный вид своей круглой, мальчишеской, не очень выразительной физиономии.
— Стало быть, у Геннадия есть и враг?
— Нет, нет, совсем не враг, — поспешно возразила
— Тоже восхищается, как и вы, Наташа?
— И восхищается, и возмущается. Говорит, что Гена не умеет уважать свой талант. Наставляет и направляет. Ну и соревнуется все время. Когда Гена делает доклад, Сергей старается взять близкую тему. Часто побеждает потому, что Гена остывает на полпути, не доводит дело до конца. Мне даже кажется, — добавила
Наташа после паузы, — что Сережа и за мной начал ухаживать, когда узнал, что мы… дружны с Геной. Для него темы Гены — самые интересные и девушка Гены — лучшая из девушек.
Я подумал, что наблюдение Наташи делает ей честь.
Вдумчивая девушка. Другая бы просто считала себя неотразимой.
— А о теории ошибок Сергей знает? Или это секрет от него?
— Знает с самого начала. Гена — открытый человек: что на уме, то и на языке.
Сережа знает, но говорит, что ничего не выйдет. Все твердит, что наука — это труд и труд, открытия не даются кавалерийским наскоком. Идея сама по себе ничего не стоит, идея — четверть процента или того меньше. Ошибковедение — всего лишь слово, а слово придумать не так уж трудно. Вот он, Сергей, изобретет еще одно слово — истиноведение (наука об истине). Слово есть, но какой в нем смысл? Вся деятельность ученых и есть поиск истины — значит, истиноведение только другое название для науки. А ошибковедение — третье название, потому что ошибки есть во всех науках, все заняты искоренением ошибок.
И еще он говорит, что Гена надорвется обязательно, если займется ошибковедением всерьез. Нельзя объять необъятное. Одному человеку не под силу изучить все науки, всю технику, всю жизнь. До нашей эры, во времена Геродота, еще можно было обозревать всю историю с географией вместе потому, что знаний было немного. Но с тех пор наука так выросла, так разветвилась, накопила
Гималаи фактов, охватить их одним умом невозможно. Научный работник, если хочет принести пользу, должен сосредоточиться на чем-то одном, иначе он утонет в библиотечном море. Сегодня, чтобы выйти за границы известного, надо себя ограничить. Так говорит и отец Сережи.
И самое главное, не надо воображать, что ты первый ученый на Земле. Тысячи лет люди исследуют природу, кое в чем разобрались сообща, международным коллективом. Наука не создается одиночками. Новичок приходит в коллектив и вливается в коллектив, чтобы продолжать начатую работу, а не переиначивать все по-своему. Вот он, Сергей, и будет продолжателем, пойдет вперед продолжая, а не возвращаясь к азам, к античному умозрительному уровню. У него уже все продумано. Институт он постарается кончить с отличием: надежда есть, троек не нахватал, как Гена с его безалаберностью и капризами: «Это мне интересно, а это неинтересно, не желаю учить». Сразу после института Сергей поступит в аспирантуру — папа
— Это общеизвестно, — поддакнул я. — В науке все стоят на плечах у предыдущего поколения.
— А Гена говорил: «Правильно, все стоят на плечах, а Сережа хочет стоять на одном плече — у папы или у шефа, на худой конец». Вот и почувствовала я, — заключила Наташа, — что Сережа и меня приглашает влезть на то плечо. Удобно, надежно и все наперед известно: к двадцати семи годам муж кандидат, к сорока — доктор, к семидесяти — член-корр. или действительный член. И так мне стало скучно, так скучно!
Наташа тяжело вздохнула и взглянула на меня вопросительно.
— Ну что ж, — сказал я, — ваше мнение я выслушал. Вопросы кончаю: и так затянул.
Теперь предоставим слово машине. Но прежде чем включить ее, должен вас предупредить, девушка: вы получите прогноз, вероятностное предсказание, не бесспорное. Машина — не пророк. Возможности ее ограниченны. Она высчитывает вашу личную судьбу, но не будущее всего человечества. Внешние события за пределами ее тематики, тем более неожиданные внешние события — землетрясения, наводнения, пожары… военные пожары тоже. Машина выводит наиболее вероятные итоги личной жизни на основе ваших характеров. Но это тенденция, а не роковая неизбежность. Тенденции можно и сопротивляться.
— Пусть машина учитывает мой характер, — перебила Наташа. — Я буду сопротивляться. Я сильная. И я люблю!
На том предварительная беседа кончилась. Я набрал приказ: «Обработка. Выводы.
Итоги через один год». Набрал и отодвинул занавеску с экрана. Машина ровно гудела, переваривая информацию, сопоставляя и высчитывая. На экране возникали и таяли неопределенные тени.
— Долго ждать? — не выдержала Наташа.
Я попросил набраться терпения. У машины сейчас прорва материала, много больше, чем у человека в мозгу в течение всей его жизни. Ведь пока мы с Наташей беседовали, по каждому нашему слову ЭВМ запрашивала центральный архив. Теперь в машинной памяти накоплены сведения о студентах вообще, о Наташином институте, о папе Сергея, о всех его научных трудах и публичных высказываниях, об упоминавшихся в нашей беседе науках, о теории ошибок в математике, о молодых талантах… И сотни прецедентов со сходными житейскими треугольниками.
Все это надо расставить, высчитать по формулам статистической вероятности и оформить в виде образов для экрана. Для сотни людей работы на сто лет.
Наконец тени на экране стали контрастнее, приобрели четкие очертания — сначала геометрические, прямолинейные. Мебель появилась на экране: небольшой стол, диван с подушечками, телевизор, стулья, оконная рама слева, справа — дверь.
— Да это же моя комната! — воскликнула Наташа.
Очевидно, собрав все сведения о жилищных условиях действующих лиц, машина пришла к заключению, что молодожены поселятся у Наташи.