Ордин-Нащокин. Опередивший время

Лопатников Виктор Алексеевич

Любопытно, но и в судьбе Нащокина случился эпизод, едва не ставший роковым — его сын Воин, выполняя дипломатические поручения, совершил государственное преступление, прихватив с собой документы и кассу посольства, бежал за границу. Надо ли говорить, насколько это событие потрясло Нащокина! Без колебаний он попросил царя об отставке, изъявив готовность принять любое наказание. Известно, какая кара ждала тогда тех, кто самовольно отправлялся за рубеж или отправлял туда своих детей. Враги Нащокина потирали руки, предвидя его неизбежное падение. Однако ничего подобного не произошло. Более того, царь предпринял немало усилий, чтобы утешить, поддержать, вселить уверенность в своего помощника. В письмах Нащокину Алексей Михайлович старается смягчить безутешное отеческое горе. Поддержав боярина в критический период его жизни, царь руководствовался главным — желанием сохранить дельного помощника, на котором слишком многое было замкнуто и от которого многое

зависело. Выходка Воина произошла в самый ответственный момент переговоров со шведами, когда на кону стоял вопрос, быть или не быть миру, а Ордин-Нащокин был в это время ключевой фигурой, от которой зависел исход дела.

Однако далее судьба и служение Ордина-Нащокина складывались по-другому. Царь Алексей Михайлович, «не слишком образованный и не очень одаренный», по своим качествам мало чем отличался от Людовика XIII. Но при этом он, убежденный в своем божественном предназначении, стремился не просто царствовать, но и править. Многое из того, что предлагал и готов был осуществить Ордин-Нащокин, так и осталось на уровне замыслов, однако вряд ли можно винить его в этом, а тем более искать причины в свойствах его характера. Его качества патриота и государственника были под стать тем, какими был наделен Ришелье. И тот и другой не отличались гибкостью в придворном обхождении, не скрывали свое мнение в попытке угодить власть имущим. Но во Франции Ришелье мог опереться на достаточно серьезные силы, поддерживающие его в заботе об укреплении государства, — буржуазию, чиновничество, военных. На Руси все эти сословия были политически слабы и целиком зависели от титулованной знати в ее враждебном отношении к «выскочке» во главе Посольского приказа.

Ордин-Нащокин мог рассчитывать только на поддержку царя, однако Алексей Михайлович не стал для него твердой опорой и защитой. Самодержцу не хватало последовательности, его кругозор был весьма ограничен, а подверженность сторонним влияниям не позволяла стойко держать руль государственного корабля. Если Ришелье управлял Францией 18 лет, то относительно самостоятельная государственная деятельность Ордина-Нащокина длилась всего четыре года. Но и в этот период мелочная опека, «хотения» царя и его приближенных подрывали моральный дух первого министра. Ему так и не дали довершить намеченную им программу преобразований. Царь всячески пресекал малейшие покушения на свою власть, подозревая в них ущерб высоте своего положения. Болезненную реакцию у властителя вызывали «высокоумие» подчиненных, «возношение», «упорство басурманское». Царь пресекал подобные проявления довольно жестко, отбивая у приближенных охоту перечить, настаивать на своем. «Летось ходил дуростью, а ныне во всем желает указу», — отмечал он покорную реакцию князя Ф. Н. Одоевского на сделанное ему внушение.

Исследователи лишены возможности подробно проследить перипетии судьбы Ордина-Нащокина в той мере, как это доступно в отношении жизни кардинала Ришелье, во многом получившей известность. Однако обстоятельства, факты, оценки свидетельствуют, что и тот и другой при жизни удостаивались не столько великих похвал, сколько поношений и порицаний. «Перед всеми людьми за твое государево дело никто так не возненавижен, как я», — писал Нащокин царю. Он подвергался откровенной травле, в его адрес сыпались оскорбления и угрозы. Его не раз пытались обвинить в государственной измене, а проводимая им политика, ориентированная на союз с Польшей, в придворных кругах трактовалась едва ли не как предательство. Особенно болезненной для него была ненависть со стороны коллег, сотрудников Посольского приказа, ополчившихся на проводимые им в жизнь методы и принципы дипломатической работы. Но и Ришелье, всесильный первый министр короля, не был избавлен от клеветы и поношений.

Его сравнивали с древними тиранами Тиберием, Дионисием, Иродом, Гелиогабалом, не говоря уже о таких безобидных эпитетах, как «наместник Люцифера», «безрогий сатана», «князь ада» и т. д.

Если кардинал отличался особыми способностями в борьбе с интригами и заговорами, умел предугадывать маневры врагов и вовремя сводить с ними счеты, то Ордин-Нащокин этими качествами наделен не был и оказался беззащитен перед придворными интриганами. Если колеблющийся монарх Людовик XIII в критический момент принял сторону кардинала и далее оставался с ним до конца, то Алексей Михайлович поступал с точностью до наоборот. Мотивы, по которым русский царь отказался от поддержки преданного государевой службе боярина, делом доказавшего свою эффективность, не поддаются объяснению. Строптивость, обидчивость, капризность, недовольство отношением к себе — едва ли не единственные доводы, доступные исследователям, пытающимся понять причину опалы ближнего боярина. Было и это, но в какой-то мере причина заключалась в проблемах и возможностях, стоящих перед государством, едва только достигшим недолгой внутренней и внешней стабильности.

Отдавая себе отчет в необходимости последовательно решать

проблемы, остававшиеся за чертой Андрусовского перемирия, такие, к примеру, как неопределенное положение Киева и судьба православного христианства к западу от Днепра, Ордин-Нащокин видел такие возможности в тактике политического маневрирования. Эта его позиция не встречала понимания при дворе, лишь вызывала раздражение и недовольство. С одной стороны, он подвергался давлению «сильных людей», убежденных в том, что «уломать» поляков можно, что посулы и деньги способны подвигнуть их на новые уступки. С другой — запуская клеветнические слухи, против него действовали казачьи гетманы и церковники Правобережной Украины, посчитавшие себя отверженными, брошенными Москвой на произвол католической Польши. Неожиданный дипломатический успех в Андрусове породил у царя иллюзию скорого преодоления всех прочих препятствий. Он стал подталкивать Нащокина к односторонним действиям, к диктату по отношению к партнерам по переговорам. Такой подход только отдалял решение первостепенных задач, которому в тот момент не благоприятствовали ни время, ни условия. Здравому смыслу места оставалось все меньше, возможности для рассудительной дипломатии сужались. Терпеть далее закулисную возню и унижения было выше сил, и Ордин-Нащокин ушел в отставку.

В скором времени вектор внешней политики, направляемой отныне Артамоном Матвеевым, окончательно сместился на юго-запад, в направлении Украины, раздираемой противоречиями, усобицами, конфликтами. Подтвердив приверженность Кардисскому миру со Швецией, Русь тем самым отказывалась от своих исторических прав на прибалтийские территории, от решения задачи выхода к Балтике, на кратчайшие торговые пути, ведущие в Европу. Возобладали идеи «православного реванша», не сулившего в ту пору ничего, кроме перманентного противостояния с Речью Посполитой. Вытеснение католичества с территории Древней Руси еще не означало возможностей реального экономического и культурного освоения этих земель. Постоянное вмешательство внешних сил в украинское пространство, «шатость» сменяющих друг друга гетманов не предвещали стабильности. Украинский «узел» поглощал все больше средств и ресурсов, не приближая Русь к достижению главных государственных целей.

Реальности Франции начала XVII века, как и Московии середины того же столетия, говорят о том, насколько схожими были обстоятельства, в которых оказались два переживающих кризис государства: состояние экономического упадка, обострение внутренних противоречий, внешние угрозы. Абсолютная монархия, воплощенная в Людовике XIII «Справедливом» и в Алексее Михайловиче «Тишайшем», нуждалась в укреплении. Личных достоинств того и другого монарха недоставало на то, чтобы управлять обстоятельствами, они не обладали способностями преодолевать возникшие проблемы. Исторический опыт абсолютных монархий Европы доказывает — монархическая власть, воплощенная в личности самодержца, лишь тогда в состоянии находиться на высоте, когда монарх от природы наделен способностями не только царствовать, но и править. Государство будет жизнеспособным, если найдет в себе силы и средства не только противостоять внешним вызовам, но и преодолевать проблемы, коренящиеся внутри сообществ.

И Ришелье, и Ордин-Нащокин были из тех немногих, в ком понимание природы общественных противоречий сочеталось с талантом и волей к их преодолению. Их судьбы подтверждают, насколько велика роль личности, приводящей в действие закономерности общественного развития, насколько их своевременное появление предопределяло неизбежность избавления государств и народов от архаичного наследия Средневековья, в какой мере благодаря им преобразования продвигались в устроение жизни, в систему государственного управления. Появление таких людей, как кардинал Ришелье и ему подобные — особое явление, воплощающее в себе требования времени. К их числу следует отнести и Ордина-Нащокина. Нет необходимости в том, чтобы и дальше искать и находить свидетельства влияния политических установок Ришелье на ведение государственных дел русским дипломатом. Имеется немало оснований утверждать, что осознанная необходимость направляла Ордина-Нащокина, питала его взгляды, укрепляла уверенность в правоте избранного пути.

Судьбы двух выдающихся деятелей обогащают историю Франции и России. Их служение — пример грядущим поколениям политиков, как с достоинством и честью следует выполнять свой гражданский долг. В том же, что касается личной судьбы Ордина-Нащокина, ученый резюмирует: «Если вы вдумаетесь в превратности, в мысли, в чувства, во все перипетии описанной государственной деятельности далеко не рядового ума и характера, в борьбу Ордина-Нащокина с окружающими условиями, то поймете, почему такие счастливые случайности были у нас редки». Если верить Ключевскому, то главным итогом более чем тридцатилетнего правления Алексея Михайловича стало наметившееся в русском обществе «преобразовательное настроение». Однако основной вопрос — «остаться ли верным родной старине или брать уроки у чужих?» — так и остался без ответа, «был по наследству передан его потомкам».