Орёлъ i соколъ
Шрифт:
– Эк, вспомнили, капитана, – хмыкнула бабушка и махнув скрюченной от артрита рукой, велела Саше подлить ей в рюмку еще, – сами то небось, и компьютеры теперь с базами данных имеете, и шанцы-шманцы-интернет, а все к бабке Глаше – колдунье-экстрасенсу ходите, когда припрёт.
– Да, бабушка, вот приперло, – согласился Саша, – да так приперло, что уже совсем спасу нет. Басурмане-террористы уже ключом к времени владеют, того и гляди к Сталину или Брежневу подберутся, весь мир переделают…
– Не переделают, – поморщившись от проглоченной самогонки, сказала бабушка, – про закон стабильности
– Не, не слыхал, – хрустя малосольным огурцом, ответил Саша.
– Так послушай, – назидательно прошамкала бабушка, – тебе полезно будет послушать.
– За тем и приехал, – покорно согласился Саша.
– Есть такой закон, – начала бабушка свою лекцию, – закон информационной стабильности отдельно взятой временной ситуации.
Саша снова подлил в обе рюмки, но бабушка покачав головой отодвинула свою и продолжала,
– Думаешь, мало было временных перебежчиков во все времена? До хрена и больше их было! Только где они все закончили? Никого не стал слушать ни народ, ни власти, более всего заинтересованные кстати говоря, в информации о своем будущем. Все пророки, как правильно подметил поэт, не получали признания в ни в отечестве своем, ни тем более в стране чужой. Ждали их обычно либо тюрьма, либо сумасшедший дом, либо костер, либо крест на Голгофе. А почему?
– Потому что есть закон информационной стабильности отдельно взятой ситуации, – догадался способный ученик.
– Правильно! – похвалила Сашу бабушка, – пятерка с плюсом тебе, а как следствие из этого закона, всегда и во все времена с появлением объекта, вбрасывающего избыточную информацию, которая ведет к дестабилизации временной ситуации, происходит…
– Происходит коллапс отторжения, – снова догадался Саша.
– Мо-ло-дец! – воскликнула бабушка и на радостях позволила себе пригубить еще граммчиков пятьдесят.
– Значит, – задумчиво произнес Саша, – значит, нам не надо особенно опасаться Ходжахмета с ключом от времени?
– Нет, надо, – покачала головой бабушка.
– Но ведь закон стабильности, тыж сама только что говорила, – удивился Саша.
– Да, говорила, – кивнула бабушка, – но закон этот имеет ограниченное действие и при переходе в иной уровень информационной анимации, перестает действовать.
– Какой еще такой информационной анимации? – изумился Саша.
– А это тебе твой друг Серый Волк расскажет, – сказала бабушка, и в\друг, войдя в транс, принялась вещать, – - Найдешь ты, Саша, остров, а на острове том дуб растет, на дубе утка. Утку убьешь, в утке яйцо, в яйце том – Ходжахметова смерть…
– Издеваешься, что ли, бабушка? – обиделся Саша.
– Напрасно обижаешься, – выйдя из транса, сказала баба Глаша, – все правда, и про дуб, и про утку, и про яйцо…
– Так не живут же утки на деревьях, – сказал Саша, – они же водоплавающие.
– Кому водоплавающие, а кому и нет, – загадочно сказала бабушка и вдруг растаяла в воздухе, словно испарилась.
Les allume
1.
Горынина вызвал полковник Власов Присесть Горынину полковник не предложил.
И
Наконец, пауза по мнению хозяина кабинета была выдержана, и он, оторвав натруженные глаза от заполнявших его рабочий стол документов, спросил не без иронии, – - Знаешь, что такое коммунизм, Горынин?
Горынин изобразил на лице растерянно-обиженное выражение и ответил,
– Так точно, знаю, товарищ полковник, я же устав партии изучал и вообще, газету Правда выписываю.
– А по Ленину, какое определение того, что есть коммунизм, помнишь? – прищурившись и не без ехидцы спросил Власов.
– Эта, коммунизм есть электрификация всей страны, вроде, – неуверенно ответил Горынин.
– Вот мы возимся с тобой Горынин, возимся, а все, мля, никак не научим тебя Родину любить! – вздохнул Власов, – Коммунизм, Горынин, это Советская власть и плюс электрификация всех твоих гениталий.
Власов поглядел на опешившего Горынина, снова выдержал паузу и потом заржавши, пояснил, – - Шучу я, Горынин, прикажи привести своего Ребякина в двести четвертую.
– Это к психотерапевтам? – уточнил Горынин.
– Верно, к ним самым, – кивнул Власов, – а как доктор Машечкин его обколет, вы мне позвоните и я подтянусь, мне тоже интересно будет поглядеть. …
Глядеть у них в заведении всегда было на что.
На такой работе не соскучишься.
Четыре кряду часа Власов с Горыниным глядели, как Машечкин с дежурной медсестрой кололи Ребякину всякие разные препараты и подключали к его оголенным половым органам провода, подсоединенные к высоковольтной электростатической машинке.
У Ребякина обильно текли слюни, он дергался, как эпилептик, выл и стонал.
Потом от него отсоединяли электроды и Горынин снова задавал ему вопросы.
И Ребякин отвечал.
И да и нет… ….
А вот генерал Гусев субординацией подчиненных не баловал и самолюбия начальников своих отделов, охраняемого этой самой субординацией – не щадил.
Гусев любил работать на результат, и для пользы дела на доклады вызывал своих полковников вместе с их помощниками и замами, и не щадя их полковничьего эго, устраивал им разносы в присутствии подчиненных им капитанов и майоров, а если выяснялось, что капитаны и майоры разбирались и вникали в суть работы лучше, чем их начальнички, то Гусев мог запросто унизить начальника отдела и весь доклад, все совещание общаться только с замом нерадивого служаки.
Идя к Гусеву с докладом по делу Ребякина, Власов подготовился.
Все протоколы допросов проштудировал, все пункты и позиции пророчеств трижды проверил и по всем проконсультировался со специалистами.
Но то, что и Горынин сопровождал его на доклад, Власова дико раздражало.
Гусев был как всегда – само воплощенное спокойствие и деловитость.
Сидя пол портретом Брежнева средних лет, где у генсека было три звездочки, он читал какой-то отпечатанный на тонкой папиросной бумаге документик.