Орел и Волки
Шрифт:
— Ну-ка, приятель, веди себя смирно, не то я рассержусь.
Однако Тинкоммий все продолжал молить государя о милосердии, и тогда центурион с силой ударил его лбом о стену. Принц атребатов, вскрикнув, осел, из рассеченной брови потекла кровь.
Центурион хладнокровно помог ему встать.
— Ты уж, пожалуйста, будь дальше умницей, и больше без ерунды.
Наскоро перекусив на царской кухне, Веспасиан с Квинтиллом выбрались из заваленного ранеными чертога. Подковообразное пространство редута, защищавшего вход,
— Надеюсь, ты его не убил, — промолвил Веспасиан, прикрывая ноздри ладонью.
— Никак нет, командир, — проворчал Гортензий, оскорбленный таким недоверием.
Настоящий, опытный дознаватель никогда не допустит, чтобы жертва преждевременно умерла: недаром этому тайному умению в легионах обучали с особенной тщательностью. Грань между болью нестерпимой и болью, за какой следует смерть, настолько тонка, что стоит перестараться, и допрашиваемый вместо того, чтобы сломаться, освободится от жизни, а с нею и от страданий, поэтому даже начинающим палачам первым делом внушали, что пытки надлежит длить очень долго, внимательно следя за тем, чтобы скрывающий что-то преступник не ускользнул в иной мир. Тогда рано или поздно он выложит правду из одного ужаса перед чередой новых мучений.
Гортензий кивнул в сторону огня.
— Я его чуток поджарил, и только.
— Сказал он что-нибудь нам полезное? — осведомился Квинтилл.
— По большей части несет все ту же дикую околесицу.
— То есть так и стоит на том, что Каратак явится его вызволять? — спросил легат.
— Так точно, командир.
Истерзанная спина принца просто притягивала взгляд Веспасиана, не давая ему отвернуться.
— Как по-твоему, врет он или не врет?
Гортензий поскреб шею и кивнул.
— Вряд ли врет, если только у него упрямства не больше, чем у целого ослиного стада.
— Интересное присловье, — заметил Квинтилл. — Никогда раньше такого не слышал. Оно местное или наше, латинское?
— Это не присловье, а мое мнение, — сухо ответил Гортензий. — Так что, командир, мне продолжать или как?
Последний вопрос был обращен к легату, и Веспасиан оторвал от пленного взгляд.
— Что? А, да… валяй. Но если он будет петь ту же песню, можешь заканчивать. Тебе пора отдохнуть.
— Заканчивать, командир?
Гортензий наклонился, взялся за древко копья и вытащил из огня раскаленный светящийся наконечник. Воздух вокруг него дрожал от жара. Посыпались искры.
— Ты имеешь в виду совсем?
— Да.
— Очень хорошо, командир.
Гортензий кивнул и повернулся к Тинкоммию, поднося пышущее огнем острие к его широко раздернутым бедрам. Легат пошел прочь от костра, усилием воли заставляя себя не спешить, дабы центурион и трибун не заподозрили его в излишней чувствительности. Едва Веспасиан и Квинтилл покинули пределы редута, послышалось отвратительное шипение, следом за которым тишину разорвал нечеловеческий вопль. Непроизвольно ускорив шаг, Веспасиан направился к одному из амбаров, приспособленному под его временную резиденцию, и Квинтиллу пришлось тоже поторопиться, чтобы не отставать от начальства.
— Командир, что ты обо всем этом думаешь?
— Да вот размышляю, а и впрямь, не резонна ли избыточная осторожность центуриона Катона?
Квинтилл с тревогой взглянул на легата:
—
Еще один вопль достиг их ушей, и Веспасиан ткнул большим пальцем туда, откуда он прилетел.
— А вот Тинкоммий уверен, что это не так.
— Но ты же сам говорил, что он может лгать, чтобы нагнать на нас страху.
— Много ли ему сейчас толку от лжи?
— Пожалуй, никакого, — неохотно согласился Квинтилл. — Но тогда, возможно, его самого обманули.
Веспасиан остановился и повернулся к трибуну:
— Объясни-ка мне, почему ты так рьяно стараешься, чтобы мы остались здесь? И не имеет ли это, случайно, отношения к твоему желанию стать первым римским правителем страны атребатов?
Трибун промолчал.
— Советую тебе подумать о том, что на кону сейчас стоит нечто большее, чем твоя блистательная карьера. Имей это в виду, — фыркнул Веспасиан.
Трибун пожал плечами, но так ничего и не сказал. Веспасиан удрученно вздохнул, досадуя на то, что этот хлыщ, видимо, совершенно не способен уразуметь сложность складывающейся ситуации.
— Трибун, если со мной что-то случится, ты здесь останешься старшим. Это тебе понятно?
— Так точно, командир.
— И твоим долгом станет тогда неукоснительное выполнение моих последних распоряжений. Так вот, я велю тебе всемерно беречь людей, которые окажутся под твоим началом, и запрещаю рисковать их жизнями понапрасну. Если для безопасности наших когорт потребуется отказаться от Каллевы, ты откажешься от нее.
— Да, командир. Если тебе так угодно.
— Учти, это приказ! — Веспасиан произнес последнее слово с нажимом и для усиления эффекта грозно воззрился на трибуна. Выдержав паузу, он продолжил: — Доведи до командиров когорт, что завтра поутру ожидается выступление. Пусть подготовятся. Выполняй!
Трибун отсалютовал, повернулся кругом и удалился. Веспасиан смотрел штабному щеголю вслед, пока его очертания не растворились во мраке. Ведь и впрямь, если с ним что-то случится, командование перейдет к Квинтиллу, подумал он и ужаснулся тому, чем это может обернуться для его легиона. Возможно, ему все-таки следует оставить трибуну письменные распоряжения и пригласить засвидетельствовать документ одного из командиров когорт? Но едва эта мысль зародилась, Веспасиан с раздражением выбросил ее из головы: при всей своей личной неприязни к трибуну он не мог подвергнуть отпрыска древнего патрицианского рода подобному унижению. В конце концов, Квинтилл получил приказ, и честь обязывала его исполнить свой долг.
Мысли Веспасиана тут же возвратились к вопросу, какой же такой хитроумный маневр мог бы позволить Каратаку со всем его воинством подступить к Каллеве. Казалось немыслимым, чтобы невежественному царьку бриттов удалось переиграть многоопытного римского генерала. Однако Тинкоммий стоял на своем до конца. С тем и умер. По разумению легата, в данном случае это могло означать, что принц или лгал, надеясь на то, что римляне, опасаясь за свои жизни, оставят Каллеву, а затем убежавшие дуротриги вернутся и завершат начатое, или не лгал, надеясь на то же, но уже с участием Каратака. С другой стороны, если Каратак действительно на подходе, кто мешал Тинкоммию, спасаясь от мук, признать, что слова его были пустой похвальбой, уповая на то, что мятежный вождь бриттов подойдет и накроет Веспасиана и шесть отборных римских когорт в Каллеве и таким образом уничтожит лучшую часть легиона. Для кампании по завоеванию острова, учитывая все прочие обстоятельства, это было бы смертельным ударом.