Орел и Ворон

Воронин Сергей Алексеевич

Впрочем, Михаил ведь также прекрасно понимает, кто такие наемники и как они воюют, и что от командира их в некоторые моменты ничего не зависит, а потому не стал дожимать генерала, позволив сохранить лицо и не давать обещаний, коих в любом случае не выполнит…

Собственно, на том совет наших вождей и завершился. Покинул шатер князь Михаил чернее тучи… И тут же принялся раздавать отрывистые, резкие приказы, спеша собрать имеющиеся в его личном распоряжении силы для марша на Москву.

А мы – а что мы? Мы наемники, люди подневольные, как прикажут, так и будем… Сейчас вот дали отдохнуть. Ясновельможный пан Красовский даже не мыслил сделать вылазку из города, так что все относительно спокойно. Наши разведчики

вылавливают одиночных лазутчиков самозваного царя и иногда постреливают по показавшимся на городских стенах ворам… Увы, перехваченные разъездами лохматые и вонючие шпионы сами не знают планов своих господ…

Раз в день Делагарди, как настоящий педантичный швед, отправляет гонца в войско Шуйского. Вряд ли князю интересно читать о спокойном быте наемников, скорее он хотел бы видеть их на марше рядом с московитскими ратниками. Но решение Якоба Скопин оспорить не смог (ибо положенных нам по заключенному уговору выплат мы от царя Василия так и не получили), а порядок есть порядок. Раз генерал обязан доложить, он докладывает.

Мне это нравится. Многие московиты судачат, что мы, немцы, скряги. И не признаем никакого отступления от правил! Но посудите сами: соблюдение небольших и в общем-то нетрудных уложений всегда приводит к большому порядку. А порядок приводит к счастью!

Наверное…

Впрочем, стоит признать: московиты чище телом и душой многих моих соотечественников; первое – благодаря баням (бр-р-р, но жар там жуткий, а уж когда со всего размаху прилетит веником по спине!), второе… Второе, очевидно, потому, что ортодоксы сумели сохранить чистоту изначальной веры. Их народ не знает борьбы светских правителей и Церкви за землю и власть, московиты никогда не видели и не слышали об индульгенциях, позволяющих грешникам совершать еще большие грехи, считая, что все равно наследуют рай за горстку золотых… Вот уж истинное кощунство! На Руси не известно про охоту на ведьм, благодаря которой у нас многие красивые женщины отправились в пыточные, а после прямиком на костер… Ибо дали обвинительные показания на самих себя. Еще бы не дать их – на дыбе-то или колесе! Туда бы отправить их палачей или церковников, развернувших охоту, – уверен, что удалось бы выудить признания в еще больших преступлениях! Причем, вполне возможно, что и настоящих. Наконец, все московиты причащаются Телом и Кровью Христовыми – привилегия, за которую чехи пятнадцать лет воевали едва ли не со всей Европой! Так что… У каждого народа есть свои недостатки, свои слабые и сильные стороны. И вспомнить про немецкую педантичность, выдвинув ее вперед, и одновременно с тем задвинуть все хорошее, что в московитах… Было бы крайне несправедливо с моей стороны! Впрочем, я ведь и не пытался… Как здесь говорят: не лезь со своим уставом в чужой монастырь! Да уж, невероятно точны и емки русские по-сло-ви-цы…

А вообще на ум все чаще приходит кажущаяся теперь не столь и безумной мысль: а что, если бросить наемничество и перейти на русскую службу? Раньше это казалось чем-то совершенно невероятным, но узнав московитов, познав их храбрость и стойкость в бою, узнав чистоту их души… И красоту их женщин, чего уж там! Так вот, взвесив все для себя, я все чаще задумываюсь о том, что мог бы подготовить из воинов поместной конницы отличных рейтаров.

И если для перехода на русскую службу потребуется крестить по греческому образцу ортодоксов… Это не встречает никакого сопротивления в моей душе.

Но пока все это остается лишь в моей голове…

Двое суток мы предавались чревоугодию и лени, стоя лагерем под стенами Твери. Шотландец оказался на редкость недурным кулинаром! Хотя много ли надо, чтобы зажарить на вертеле поросенка? Главное, чтобы хватило соли… Однако соус из местных полевых ягод и меда был поистине прекрасен! Степан-Тапани также послужил эскадрону добрую службу на кулинарном поприще, наловив в Волге

вдоволь рыбы; улов он умело и вкусно запек на седых углях, надрезав бока рыбин так, чтобы прожарились и их мелкие кости… Остальные высыпались впрок, и это правильно. Солдат никогда не знает, когда ему удастся хорошо поспать, поэтому использует любую возможность для доброго отдыха. Русского меда и пива, кстати, выдавали всего по чарке в день. Сам-то я равнодушен к хмельному, но краем уха слышал, что пикинеры и мушкетеры не слишком этим довольны.

Один из офицеров так и вовсе разорался:

– Сегодня урезали пойло, а завтра платить перестанут!

И ведь его горячо поддержали подчиненные…

Я не очень-то люблю пехоту. Хотя с моей нелюбовью к рубке, может, и стоило пойти в мушкетеры! Говорят, карабинеры у французского Генриха получают невероятные деньги… Ну что же. Не повезло мне родиться французом! Так вот, пехоту я не люблю. Да, они такие же наемники, как и мы, но весьма слабо походят на своих «сослуживцев» из швейцарских кантонов. Верность у ландскнехтов и их последователей не в чести, все измеряется весом и количеством золотых и серебряных монет!

– Что загрустил, командир?

Да уж, Лермонт имеет удивительную способность понимать, когда меня одолевают темные мысли, учитывая, что сам я, как кажется, довольно умело скрываю свои настоящие чувства…

– Ты уверен в нашей пехоте? – прямо спросил я, приподнимаясь с тюка и выплевывая соломинку.

– Себастьян, мы все наемники. Это наша война только потому, что нам платят. И неважно, что думаешь ты, или что думаю я, или весь наш эскадрон… Многим нравится эта северная страна. Иногда мне даже кажется, что мы на моей родной земле: воздух очень похож. Да и люди… Особенно в Новгороде. Я бы даже остался здесь… Но севернее – там вольготнее. Не в пример Фландрии, гори она огнем!

В моей голове застучали барабаны, обтянутые коричневой кожей. Они громко били у переправы Лессингена… Союзники-голландцы оказались отличными воинами, они сражались за свою родину, но шансов у нас не было… Оранский знал, куда нас отправляет, мы были только отвлекающим маневром – и горсткой наемников оттянули на себя разъяренных испанцев! Я тогда потерял всех своих товарищей… Мориц был военным гением, но на нас он плевать хотел и ставил победу выше всяких потерь. Вернулись забытые картины: град пуль, выкрики команд на испанском, кажущимся красивым при общении с женщинами – но тогда для меня не было языка более мерзкого и отвратительного… Побережье и войска герцога Альбрехта. Непобедимые испанские терции и белые знамена с красным шипастым крестом! Оглушенного тяжелым ударом палаша Джока Лермонта я достал из кучи мертвых тел. Как мне удалось дотащить эту громадину до коня и как нас не закололи испанцы, я до сих пор не понимаю.

А потом был форт Альберт…

– Эй, фон Ронин, да ты меня вообще не слушаешь!

Я улыбнулся:

– Да-да, друг мой. Продолжай.

Лермонт понимающе усмехнулся, после чего успокаивающе произнес:

– Я думаю, что все будет хорошо. Мы двигаемся с победами. Народ доволен, никто не собирается отступать, впереди нас еще ждет справедливая и достойная плата!

Мне осталось лишь неуверенно пожать плечами:

– А ты не думал, друг мой, что когда военная удача нам изменит, то от пехотинцев наших стоит ждать измены?!

Я пристально взглянул на своего заместителя, но горец только хохотнул:

– Ну тогда я не дам ломаного гроша и за половину нашей конницы, достопочтенный сэр. Ты судишь только по своему эскадрону, и тебе повезло, что ТВОИ рейтары преданы лично тебе. В других же эскадронах все будут решать деньги… И размеры потерь.

– А как же честь?

– Честь – ничто для наемника. Его верность покупается золотом.

Я улыбнулся и вновь положил голову на тюфяк, не пытаясь спорить с шотландцем – он ведь, в сущности, прав.