Орел улетел
Шрифт:
Манроу положил трубку. Поднимать ВВС не следует, это очевидно. Шелленберг прав, и спорить тут бессмысленно. Он вышел из рабочего кабинета и направился к парадному выходу. Открыв дверь, он увидел, что вокруг по-прежнему густой туман. Нелл завыла и села на задние лапы, глядя на него.
Манроу наклонился и потрепал у собаки за ушами.
– Бедняжка, – произнес он. – И Девлин тоже бедняга. Пусть ему повезет.
Гиммлера и Бергера провели в комнаты фюрера. Гитлер сидел возле огромного камина, в котором
– Рейхсфюрер?
– Вы хотели видеть меня и штурмбаннфюрера Бергера.
– Ах да! – Гитлер закрыл папку и положил ее на маленький столик. – Значит, это тот самый молодой человек, который так блестяще обеспечивает здесь мою безопасность. Это похвально. – Он встал и положил руку Бергеру на плечо. – Вы хорошо выполняете свои обязанности.
Бергер стоял не двигаясь, прямой, как железный стержень.
– Для меня большая честь служить вам, мой фюрер.
Гитлер дотронулся до Железного креста первой степени на груди Бергера.
– Я вижу, вы к тому же храбрый солдат. – Он обратился к Гиммлеру: – Думаю, ему надо дать звание оберштурмбаннфюрера.
– Будет сделано, мой фюрер, – ответил Гиммлер.
– Хорошо. – С покровительственной улыбкой на лице Гитлер повернулся к Бергеру. – А теперь идите. Нам с рейхсфюрером нужно поговорить.
Бергер щелкнул каблуками и вытянул вверх правую руку.
– Хайль Гитлер! – отчеканил он, повернулся на каблуках и вышел.
Гитлер снова сел и жестом указал на кресло, стоящее напротив.
– Прошу садиться, рейхсфюрер.
– Благодарю вас. – Гиммлер сел.
– Бессонница иногда очень кстати, – сказал Гитлер. – Благодаря ей появляется время и возможность поразмыслить о самом важном. Вот, например, эти документы. – Он взял в руки папку. – Это рапорт Роммеля и Канариса. Они пытаются убедить меня, что войска союзников высадятся в Нормандии. Это, конечно, чепуха. Даже Эйзенхауэр не настолько глуп.
– Согласен с вами, мой фюрер.
– Нет, они высадятся на побережье Па-де-Кале, в этом не может быть сомнений. Это и дураку ясно.
– И все же вы намерены утвердить Роммеля командующим группой армий "Б" и назначить его ответственным за оборону «Атлантического вала»? – осторожно спросил Гиммлер.
– Почему бы и нет? – сказал Гитлер. – Роммель – превосходный солдат, мы все это знаем. Он подчинится моему решению в данном вопросе и будет выполнять мои приказания. Так же как и Канарис.
– Вы уверены в этом, мой фюрер?
– Вы сомневаетесь в их преданности? – спросил Гитлер. – Вы это имеете в виду?
– Что я могу вам ответить, мой фюрер? Адмирал не всегда проявляет энтузиазм во имя дела национал-социализма, как мне того хотелось бы. Что же касается Роммеля... – Гиммлер пожал плечами. – Он ведь народный герой. Имея такую популярность, нетрудно возомнить о
– Роммель будет делать то, что ему приказано, – невозмутимо сказал Гитлер. – Я хорошо знаю, впрочем, как и вы, что в нашей армии полно экстремистов, которые расправились бы со мной при первой возможности. Я также допускаю, что Роммелю не чужды эти идеи. В свое время все предатели будут повешены.
– Они заслуживают этого, мой фюрер.
Гитлер поднялся и встал спиной к камину.
– Нужно уметь управлять такими людьми, рейхсфюрер. Вот почему я настоял, чтобы они приехали ко мне на завтрак в семь часов утра. Как вам известно, они ночуют в Рене. А это значит, что им придется встать довольно рано, чтобы прибыть сюда вовремя. Мне нравится, когда люди чувствуют себя неуютно, лишены душевного равновесия. В этом есть свои выгоды.
– Блестяще, мой фюрер.
– И напоследок хочу вам сказать одну вещь.
Гиммлер поднялся, глядя в бесстрастное лицо фюрера.
– С тех пор как я пришел к власти, сколько раз меня пытались убить? Сколько было заговоров?
Гиммлер вдруг почувствовал, что захвачен врасплох.
– Точно не могу сказать.
– Не меньше шестнадцати, – продолжал Гитлер. – Это говорит о том, что меня защищает сам Господь Бог. Другого логического объяснения я не вижу.
Проглотив комок, застрявший в горле, Гиммлер ответил:
– Вы правы, мой фюрер.
Гитлер одарил его милостивой улыбкой.
– Теперь идите. Постарайтесь немного поспать. Встретимся за завтраком. – Он отвернулся к камину.
Гиммлер поспешно вышел.
Ла-Манш был окутан густым туманом почти до самого мыса Кап де ля Аг. Под прикрытием тумана Аза быстро перелетел через пролив и около трех часов ночи приблизился к побережью Франции.
По радио он вызвал аэродром Шерне.
– Шерне, говорит Сокол, какая у вас погода?
Шелленберг находился в комнате радиосвязи. Услышав голос Азы, он вскочил со стула и подошел к Леберу.
– При ветре туман рассеивается, но ненамного, – ответил сержант. – Туман до самой земли, иногда поднимается до высоты в сто футов, затем снова опускается.
– Где еще можно посадить самолет? – спросил Аза.
– Поблизости негде. В Шербуре тоже туман.
Шелленберг взял микрофон.
– Аза, это я. Все в сборе?
– Все до единого. Ваш подполковник Штайнер, Девлин и я. Вот только с посадкой ничего не получается.
– Что у вас с топливом?
– Думаю, хватит минут на сорок пять. Я покружу здесь некоторое время. Будьте на связи и, как только обстановка улучшится, немедленно дайте мне знать.
– Я прикажу зажечь огни на взлетно-посадочной полосе, генерал, – сказал Лебер. – Может быть, он увидит их.
– Я займусь этим сам, – ответил Шелленберг. – А вы держите с ними связь. – И он торопливо вышел из комнаты радиосвязи.
Покружившись над аэродромом минут двадцать, Аза сказал: