Орел улетел
Шрифт:
Глава 16
Было почти четыре часа утра. Девлин поднялся и открыл дверь ризницы. На улице было тихо, но в воздухе висел едкий запах дыма. Пошел дождь. Девлин поежился и закурил сигарету.
– Что может сравниться с такой вот бурной ночью в Белфасте?
– Скажите, – начал я, – а вам больше не приходилось иметь дело с Дагалом Манроу?
– Приходилось. – Он кивнул. – С тех пор мы встречались несколько раз. Старик Манроу – заядлый рыболов; он все время пытался что-нибудь выудить.
Я не понял, шутит он или
– Ну хорошо, а что было потом? Как Дагалу Манроу удалось сохранить все это в тайне?
– Как? Ты же помнишь, что, кроме Манроу и Картера, никто не знал, кто такой Штайнер. Этот бедняга лейтенант Бенсон, сестра Мария Палмер и отец Мартин думали, что он обычный военнопленный, немецкий летчик.
– А как объяснили смерть Майкла Райана и его племянницы? Брата и сестры Шоу?
– Тогда, в начале года, немцы опять начали бомбить Лондон. «Малый блиц», как называли эти налеты горожане. И для английской разведки это пришлось весьма кстати.
– В каком смысле?
– Во время бомбежек гибли люди, в том числе, например, Максвелл Шоу и его сестра Лавиния. Они погибли во время налета немецкой авиации на Лондон в январе 1944 года. Возьми «Таймс» за тот месяц. Там есть некролог.
– А Майкл Райан и Мэри? Джек и Эрик Карверы?
– Про них в «Таймсе» не писали – они ведь не такие важные персоны. Но все они, так же как и Шоу, были сожжены в одном крематории в северной части Лондона. Пять фунтов серого пепла – и никакого тебе вскрытия. Все они числятся как жертвы бомбежки.
– Ничто не меняется в этом мире, – заметил я. – Ну, а остальные?
– Канарис протянул недолго. В том же году он попал в опалу. А в июле было совершено еще одно покушение на Гитлера. Тогда арестовали многих офицеров, в том числе и Канариса. Он был казнен за неделю до конца войны. До сих пор неизвестно, был ли замешан в заговоре Роммель, хотя фюрер в этом не сомневался. Но Роммель считался народным героем, и Гитлер не решился выставить его предателем дела нацизма. Ему разрешили покончить жизнь самоубийством, пообещав пощадить его семью.
– Ну и скоты, – сказал я.
– Судьба самого фюрера всем известна: он отравился в собственном бункере, куда его загнали, как в ловушку. Гиммлер пытался бежать. Сбрил усы, даже надел повязку на один глаз. Но это ему не помогло. Когда его поймали, он принял цианистый калий.
– А Шелленберг?
– Вот это был человек, старина Вальтер. Гиммлер поверил его рассказу о том, что нам удалось бежать.
Ведь он был ранен в плечо. В конце войны он возглавил всю разведку Германии. Шелленберг протянул дольше всех. Во время суда над военными преступниками его обвинили только в том, что он состоял в незаконной организации, в СС. На суде в его защиту выступило много свидетелей, в том числе и евреи. Он отсидел в тюрьме всего два года, а затем его выпустили. Он умер в пятьдесят первом году в Италии, от рака.
– Понятно, – сказал я.
Девлин кивнул.
– Мы спасли Гитлера. Правильно ли мы поступили? – Он пожал
Он снова открыл дверь и выглянул на улицу.
– Что было потом? – спросил я. – Что произошло с вами, со Штайнером, с Азой Воном? Я знаю, что через несколько лет после войны вы преподавали в одном американском колледже, но как вы жили до этого?
– Боже мой, сынок, разве я мало тебе рассказал? По-моему, достаточно, чтобы написать еще одну книгу. Остальное оставим до следующего раза. Тебе пора возвращаться в гостиницу. Я немного провожу тебя.
– А это не опасно?
– Если нарвемся на военный патруль, тебе бояться нечего, а кто обратит внимание на бедного старого священника?
Он надел шляпу и плащ поверх сутаны и, выйдя из церкви, раскрыл зонт, который защищал нас обоих от дождя. Мы пошли по убогим улочкам, время от времени натыкаясь на следы разрушений от взрывов.
– Ты только посмотри, – сказал он. – Поле для крыс, усыпанное человеческими костями.
– Почему вы не бросите все это? – спросил я. – Зачем нужно устраивать взрывы, убивать людей?
– В августе шестьдесят девятого, когда все это началось, мы вроде бы боролись за правое дело. Оранжисты пытались прогнать католиков при поддержке спецподразделений полиции.
– А теперь?
– Если честно, сынок, я устал. Я всегда был против нападения на незащищенные объекты, против взрывов, от которых гибли случайные прохожие, женщины, дети. У меня есть ферма на берегу залива Киллала. Я получил ее в наследство от тетушки Айлин. Кроме того, меня хоть сейчас возьмут в Тринити-колледж в Дублине преподавать английский язык. – Он остановился на углу улицы и втянул носом дымный воздух. – Пора мне бросить все это к чертовой матери. Пусть продолжают те, кому это нравится.
– Значит, в конце концов вам надоело, что не вы ведете игру, а игра ведет вас?
Он кивнул.
– Именно так говорит Штайнер.
– Интересно, – заметил я. – Вы сказали: говорит Штайнер.
Он улыбнулся.
– Неужели?
Дождь неожиданно пошел сильней. Мы стояли на углу Фолз-роуд. Вдалеке показался пеший патруль воздушно-десантного полка и колесный бронетранспортер «Сарацин» с вооруженными солдатами.
– Пожалуй, тут мы с тобой и расстанемся, сынок.
– Мудрое решение. – Я пожал ему руку.
– Приезжай ко мне на ферму на берегу залива в любое время. – Он повернулся, чтобы уйти, потом остановился. – Вот еще что.
– Что? – спросил я.
– Та женщина, Коуэн, которую сбила машина. Ты был прав. Кому-то это было нужно. Советую тебе быть поосторожнее.
Я закурил сигарету, прикрывая ладонями огонь, и посмотрел ему вслед: он шел под зонтом, и длинная сутана, словно юбка, облепляла его ноги. Оглянувшись, я увидел, что патруль уже близко. Я повернул голову, чтобы бросить прощальный взгляд на Лайама Девлина, но он уже исчез, растворился во тьме, словно его и не было.