Орел в песках
Шрифт:
— Я верю им, — твердо сказал Скрофа. — Угроза со стороны Баннуса ничтожна.
Ветеран пожал плечами и кивнул в сторону Макрона:
— Похоже, он устроил конвою центуриона хорошую трепку.
Постум улыбнулся.
— Давай просто скажем, что конвой центуриона, видимо, сильно переоценил опасность, какая бы она ни была.
Пармений повернулся к Макрону:
— А ты что скажешь, командир? Ты попал к ним в засаду. Велика ли, по-твоему, угроза от Баннуса?
Макрон сжал губы, прежде чем ответить.
— Засада была организована грамотно. Он подстерег нас на узкой тропе, и у него было триста, а может, и четыреста человек. Да, вооружены они плохо, и лошади есть не у каждого. Но если
Катон, слушая друга, почувствовал, как по спине бежит холодок. Что там говорил Баннус, стоя перед домом Мириам? Что-то о друзьях, готовых ему помочь. И что скоро за ним будет армия. Неужели это не пустое бахвальство? Не хвастовство отчаявшегося человека, которому предстоит провести остаток дней в бегах? Похоже, префекта Скрофу устраивает, что бандиты на свободе, пока он прижимает тех, кого считает пособниками Баннуса. С таким подходом если местные жители не пособники, то скоро ими станут.
Центурион Постум, говоря от имени командира, согласно кивнул и тонко улыбнулся.
— Конечно, при таком поспешном бегстве немудрено переоценить опасность.
Макрон тяжело уставился на адъютанта:
— Ты называешь меня лжецом?
— Конечно, нет, командир. Я только заметил, что в пылу э… скажем, сражения трудно точно оценить силы противника.
— Ясно. — Макрон помрачнел. — Если не веришь мне, спроси центуриона Катона, сколько человек было у противника.
— А какой смысл, командир? Он оказался в таком же положении, что и ты. Почему его оценка должна быть более верной? И потом, он получил удар по голове. Он легко мог ошибиться, оценивая силы врага. Уверяю тебя, у нас совершенно точные сведения, что угроза от Баннуса невелика.
Катон подался вперед.
— Зачем тогда устраивать карательные экспедиции по местным деревням?
— Потому что необходимо предотвратить дальнейшую помощь Баннусу. Если мы проявим мягкость, ее сочтут слабостью, а Баннус объявит, что, будь у него достаточно людей, он сможет избавить народ Иудеи от власти Рима.
— Но обращаться с жителями жестоко — значит толкать их в объятия Баннуса, как уже сказал центурион Пармений. Лучше постараться поладить с этими людьми.
— Бессмысленно, — вмешался Скрофа. — Ясно, что они ненавидят нас всей душой. Мы не сможем поладить с ними, пока они цепляются за свою веру. Удержать их в узде может только страх.
Макрон откинулся назад и сложил руки.
— Пусть ненавидят, лишь бы боялись, так?
Префект пожал плечами.
— Это выражение по-прежнему верно.
У Катона упало сердце. То, что делал Скрофа, было недальновидно и опасно, особенно сейчас, когда Баннус предлагал жертвам возможность отомстить. Каждая деревня, где римляне применяли карательные меры, становилась призывным пунктом для Баннуса и давала ему новобранцев, горящих фанатической ненавистью к Риму и всем, кого они считали прислужниками Рима.
— В любом случае, — завершил префект, — решение я принял. Приказы отданы и должны быть исполнены. Совещание окончено. Центурион Постум приготовит письменные распоряжения всем офицерам. Удачи.
Скамьи царапнули по плитам: офицеры поднялись и встали по стойке «смирно». Скрофа собрал свои записи и вышел из комнаты. Постум тут же скомандовал:
— Вольно!
Офицеры расслабились, и Катон пихнул локтем друга.
— Кажется, нам стоит поболтать с центурионом Пармением.
Макрон кивнул, обвел взглядом остальных офицеров, неторопливо отправляющихся к своим дневным обязанностям.
— Да, но не при других.
Глава 11
Форт Бушир, как почти любой римский форт, строился по общему плану. Дом командира, штаб-квартира, лазарет и склады располагались в центре и образовывали две главные улицы, пересекавшие форт под прямым углом друг к другу. По двум сторонам тянулись длинные низкие крыши казарм, отведенных каждой центурии или кавалерийскому эскадрону; там обитали солдаты когорты — по восемь на комнату. Конюшни занимали один угол форта; запах животных, пропитав горячий воздух, словно укрывал все удушающим одеялом. Пока центурион Пармений рассказывал о форте и показывал постройки, Катон отмечал примеры расхлябанности, немыслимые в большинстве вспомогательных когорт, не говоря уж об огромных крепостях легионов, более привычных центуриону. Попадались поломанные двери и ставни, на улице валялись отбросы. Вдобавок снаряжение содержалось отвратительно: древесина стрелометов, установленных на каждой башне, покорежилась и растрескалась. Они были бесполезны; дерево расщепится, как только начнут натягивать тетиву, если когда-нибудь потребуется стрелять. Бросалась в глаза апатия солдат когорты. Катон задумался: можно ли объяснить ее только обычной реакцией на годы жизни в отдаленном гарнизоне?
Когда три центуриона поднялись по лестнице в сторожевую башню над главными воротами, Макрон решил, что пора говорить начистоту.
— Ты всегда служил во вспомогательных когортах, центурион Пармений?
— Нет, я настоящий солдат. Семнадцать лет в Третьей Галльской когорте около Дамаска, последний год — оптионом. Потом перевели во Вторую Иллирийскую, повысив до центуриона. С тех пор тут. Года через два-три ухожу в отставку.
— Понятно.
— А почему ты спрашиваешь?
— Просто удивляюсь, что при таком опытном человеке форт дошел до подобного состояния.
Пармений не отвечал, пока все трое не оказались на маленькой площадке сторожевой башни, в тени крыши из пальмовых листьев. Вокруг, до самого горизонта, расстилалась пустыня, мерцающая в сиянии солнца. Пармений взглянул на Макрона:
— С когортой все в порядке, центурион Макрон. По крайней мере, с рядовыми, — сдержанно сказал он.
— А с офицерами?
Пармений перевел взгляд на Катона:
— Почему вы спрашиваете меня? Чего вы хотите?
— Ничего, — спокойно ответил Макрон. — Мне скоро предстоит стать командиром когорты, и хотелось бы кое-что изменить… улучшить. Вот и стало любопытно, как когорта дошла до такого состояния. По моему опыту, подразделение хорошо настолько, насколько хороши офицеры.
Пармений, похоже, удовлетворился объяснением и чуть наклонил голову.
— Большинство вполне крепкие. Или были, пока не объявился центурион Постум. При прежнем командире.
— И что поменял Постум? — спросил Катон.
— Сперва ничего. Предыдущий адъютант умер после долгой болезни. Постума прислали из Дамаска на замену. Как и Скрофу вслед за ним. Он вполне справлялся со своими обязанностями. Потом вызвался командовать патрулями в пустыне. Представляете, как его полюбили все, кто не горел желанием целый день трястись верхом в пыли под солнцем? По крайней мере, так было, пока к предыдущему командиру не пришел представитель одного караванного картеля. Похоже, он обвинил Постума в каких-то жульничествах в отношении караванов. Префект, желая получить твердые доказательства, отправился с Постумом в очередной патруль. И не вернулся.