Орел-завоеватель
Шрифт:
Катон бросил взгляд вверх по течению, гадая, не удалось ли Макрону и еще пятерым храбрецам вывернуться из гибельного положения? Нет, вряд ли такое возможно. К горлу его подступил ком, и он мысленно выругал себя за то, что едва не распустил сопли в присутствии подчиненных.
— Слышите! — воскликнул вдруг кто-то из них. — Кончайте грести, дайте прислушаться!
— Что такое? — встрепенулся, отрываясь от своих раздумий, Катон.
— Мне показалось, я слышал трубы, командир.
— Трубы?
— Так точно, командир… Вот! Слышишь?
Поначалу Катон слышал только журчание речного потока да плеск весел плывших позади лодок, но потом до его слуха и впрямь донесся отдаленный, однако весьма узнаваемый звук. Пусть еле слышный, но ни один легионер не спутал бы этот медный
— Это наши трубы, — пробормотал Катон.
— Эй, ребята! — крикнул легионер гребцам других лодок. — Слышали трубы? Там, на берегу, наши!
Бойцы встретили это известие радостными возгласами и налегли на весла с удвоенной энергией. Катон понимал, что вообще-то (из осторожности, да и в дисциплинарном порядке) ему следовало бы велеть им заткнуться, однако он предпочел махнуть на это рукой, ибо слишком тяжелый груз лежал на его сердце. При мысли о том, что Макрон мертв, молодой оптион, как ни силился, не смог сдержать слез. Они покатились по его щекам на заляпанные грязью доспехи, и ему оставалось лишь отвернуться, чтобы скрыть свою слабость от рядовых.
ГЛАВА 23
Периодически повторявшийся сигнал обозначал место сбора, и разрозненные бойцы Второго легиона постепенно подтягивались на зов труб. Люди подходили маленькими отрядами, центуриями, а в некоторых случаях, когда старшим центурионам удавалось не растерять своих бойцов по зарослям и болотам, даже и целыми когортами. В подавляющем своем большинстве вернувшиеся с боевого задания легионеры (усталые, как собаки, и с ног до головы перемазанные в грязи и тине) по прибытии на отведенные их подразделениям места тут же валились на землю, чтобы хоть немного отдохнуть. Сам Веспасиан прибыл к примитивной пристани сразу после заката, и теперь его штаб и охранники в тревожном ожидании теснились у большого сигнального костра. Трубачи выдували свой сигнал вновь и вновь, с регулярными интервалами, хотя вскоре у них распухли губы, сбилось дыхание и звуки получались все более хриплыми и все менее громкими.
Отделенный от остальной армии, лишенный каких-либо вспомогательных частей, Веспасиан чувствовал себя крайне уязвимым. Любой мало-мальски внушительный вражеский отряд, появившись со стороны болот, мог в два счета расправиться с охранной центурией и истребить весь легионный штаб. Из темноты то и дело доносились шумы все еще вспыхивавших то здесь, то там схваток, и каждый такой шум вызывал наихудшие опасения. Даже когда легионеры начали стекаться к костру, напряжение ничуть не спало, ибо всякий треск кустов и доносящееся из мрака звяканье оружия могли возвещать не о прибытии римлян, а о приближении варваров. Временное успокоение наступало лишь после того, как в ответ на оклик подходившие называли пароль. Вслед за этим из темноты, пошатываясь, появлялась очередная группа вымотавшихся и замызганных легионеров, которые, едва добравшись до отведенных им мест, обессиленно падали и засыпали.
Хотя устав и требовал обустройства на месте приречной стоянки временного военного лагеря, о том, чтобы принудить к этому едва державшихся на ногах бойцов, не могло быть и речи, так что Веспасиану пришлось довольствоваться караулами, наряженными из числа воинов его личной центурии.
Раз уж командование возжелало, чтобы завтра Второй легион представлял собой реальную боевую силу, необходимо дать людям прийти в себя. Ведь им до утра еще следует подкрепиться, поправить снаряжение и перевооружиться, ибо метательные копья большинства прибывших к реке легионеров остались на местах стычек, нередко в телах варваров. Пришлось послать за обозом, который по пути следования сопровождал отряд кавалерии. В противоположном направлении двинулся другой кавалерийский отряд, конвоировавший пленных и возглавляемый старшим трибуном Вителлием. Веспасиан приказал ему, сдав пленников под охрану, опять разыскать штаб Авла Плавта и доложить ему обстановку, с тем чтобы командующий
Когда выплывшая из-за низкой гряды облаков луна залила всю округу своим тусклым, бледным светом, взору Веспасиана открылась весьма неприглядная картина. Вид вымотавшихся солдат, спавших вповалку на голой земле, наводил не столько на мысли о расположившемся на ночлег легионе, сколько об огромном полевом лазарете. Трудно было поверить, что это то самое подразделение, которое совсем недавно блистательно совершало марш, щеголяя выучкой и горя желанием поскорее схватиться с врагом. И хотя к месту сбора уже прибыли тысячи воинов, легату было больно видеть, насколько поредели ряды каждой из отдыхавших центурий всего за несколько недель кампании, а ведь, похоже, до ее завершения еще ой как далеко.
Наконец скрип тележных колес и осей возвестил о прибытии багажного обоза, и штабисты живо принялись за дело. Быстро поставили палатки полевого госпиталя и развернули полевую кухню, чтобы как можно скорее наполнить желудки изголодавшихся солдат горячей пищей. Писцы Веспасиана мгновенно разбили штабной шатер, зажгли установленные на массивных подставках масляные светильники и расставили в должном порядке складные столы. Командирам всех прибывавших центурий предписывалось подавать письменные отчеты о потерях, о настоящей численности строевого состава, а также заявки на замену утраченного оружия и снаряжения. Сидя за походным столом, легат смотрел, как мимо текут группы понурых, измученных легионеров. Никто не салютовал, никто даже не поднимал головы. В настоящий момент легион был абсолютно небоеспособным, и единственным утешением в данной ситуации служило то, что основные силы противника не имели возможности обрушиться на него со всей мощью, поскольку уже находились на другом берегу Тамесис и спешно возводили оборонительный вал. Эти их действия давали легионерам время отдохнуть и восстановить силы, но, с другой стороны, то же самое время позволяло бриттам усилить свои позиции и, соответственно, существенно затянуть всю эту уже унесшую много жизней войну.
Так или иначе, на многие аспекты ситуации легат никак повлиять не мог, и сейчас его непосредственной задачей было обеспечить Второму возможность отдохнуть, насытиться и перевооружиться. Хотя, после блистательного успеха, достигнутого два дня назад, этот легион мог бы рассчитывать и на лучшее отношение к себе со стороны главнокомандующего.
Два дня? Веспасиан нахмурился. Надо же, всего лишь два дня. Создавалось впечатление, будто здесь даже само время вязнет в топях проклятого нескончаемого и сейчас покрытого мраком болота. Покрытого мраком… Глаза Веспасиана внезапно открылись, и как раз вовремя, иначе он сполз бы со своего табурета. Восстановив равновесие, легат молча выбранил себя и огляделся по сторонам: не заметил ли кто проявленной им — и в других условиях извинительной — человеческой слабости? Писцы, хвала богам, корпели, согнувшись над документами, телохранители бдительно пялились во все стороны, чтобы не допустить к командиру чужих, но ему все равно стало не по себе. Надо же, так недолго и навернуться. Шлепнешься наземь, не оберешься стыда. Превозмогая усталость, легат заставил себя встать.
— Принеси-ка мне чего-нибудь пожевать, — отрывисто бросил он ординарцу. — И поживей.
Тот, отсалютовав, понесся к полевой кухне, а Веспасиан решил заняться текучкой. Тоже вовремя, ибо один из вышедших из болота центурионов показал ему короткий меч. Само по себе оружие не представляло собой ничего особенного, но центурия столкнулась с целым отрядом бриттов, вооруженных такими вот одинаковыми клинками.
— Посмотри сюда, командир.
Центурион поднял клинок повыше, чтобы на него лег лунный свет. Веспасиан пригляделся и увидел клеймо производителя.