Орелинская сага. Книга первая

Алиева Марина Владимировна

Старик неслучайно нахмурился, увидев новорожденного Нафина. Он понял, что этот ребёнок сможет летать, когда вырастет, но зачем он ТАКОЙ родился в Гнездовище? Неужели этот крошечный комочек обречён исполнить то, что замыслила Судьба? Старик жил уже очень долго и порой ворчал сам себе, что устал и готов уйти. Но вид ребёнка, который каждым годом своей жизни, возможно, приближает его конец – испугал. Он вообще всегда думал о том, что ему предстоит с каким-то тяжёлым чувством. Так порой думают о смерти, о её обязательном приходе, страшась неизвестности того, как, каким образом она придет. Смерти Старик не боялся. А вот того, что они с найденными братьями должны будут совершить, опасался очень сильно. Свои ночные полёты он оправдывал

тем, что готовится, держит себя в форме… Но для чего? Чтобы суметь подняться на Сверкающую вершину и иметь силы докончить там последний акт затянувшейся истории? Он много размышлял над этим и нашёл себе некоторое утешение. Рано или поздно предсказание исполнится, он бессилен как-то на это повлиять, но зато он может дождаться своего часа в полной готовности и сделать всё, чтобы спасти Гнездовище. Даже если ему будут мешать все его братья.

Примерно о том же рассуждал Старик в то утро, когда громкие крики с улицы заставили его вздрогнуть. А потом в гнездовину ворвался Тевальд. С выпученными глазами, колотя себя в грудь кулаком, он ни минуты не стоял на месте и без конца повторял:

– Видел, видел! Я видел! И теперь знаю, что должен делать… Я действительно видел… Я избранный… Значит, не ошибался тогда! Но как же просто это было увидеть! Ах, что же я раньше-то…

– Что ты видел? – спросил Старик, ощущая, как внутри что-то сжимается от предчувствия.

– Да цветущую траву – вот что!

И Тевальд, захлёбываясь словами от возбуждения, пересказал Старику, как было дело.

– … Нафин раскрыл мне глаза, но самое важное я понял сам, там же, не сходя с места! Я должен исполнить первую часть предсказания и не исполнять вторую. Ну, в смысле не искать детей Дормата. Тогда всё застрянет на одной точке – избранник увидел, что нужно, и всё… Всё! Понимаешь?

Старик молча кивнул.

– А Генульфову пещеру я раскопаю! – так же восторженно продолжал Тевальд. – Наверняка там есть что-то такое, что мне поможет. А то сделаю что-нибудь не так… или не сделаю. Короче, мне нужно, как можно скорее, бежать и начинать копать! Ты ведь когда-то сам там копал, неужели ничего не нашёл? Впрочем, ты ведь не избранный…

– Как ты собираешься прочесть записи? – спросил Старик – Ты же не умеешь читать.

– Прочту, прочту, – замахал руками Тевальд. – Если бы это совсем было невозможно, в предсказании не говорилось бы, что они… ну, как там? «Отправная точка и руководство к действию».

Старик не успел ничего возразить – в гнездовину вбежала Метафта с орущим Нафином на руках.

– Что случилось? – она еле сдерживала себя, чтобы не закричать. – Влетел, сунул мне ребёнка и умчался сюда с какими-то дикими воплями. Всех переполошил, соседи напуганы, ребёнок плачет… Что случилось?!

Тевальд при жене немного поутих и с довольным видом, поглаживая по спине Нафина, чтобы успокоился, рассказал наконец, как было дело, обстоятельно и спокойно. Однако во время рассказа снова пришёл в сильнейшее возбуждение и закончил всё тем, что выбежал вон из гнездовины, чтобы, не медля ни минуты, начать раскопки Генульфовой пещеры.

Метафта, мало что понимая, посмотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на Старика. Она явно ожидала объяснений, но Старик не смотрел на неё. «Жди… Уже скоро…» стучало у него в голове. Нафин больше не плакал, а, обнимая за шею Метафту, только всхлипывал, косясь на сердитого старого орелина через плечо. «Вот он, – думал Старик, – тот, о ком было предсказание. Тевальд, конечно, заблуждается, как всегда, и пусть. Но до чего же коварна Судьба! Пожалуй, любой взрослый рассудил бы точно так же, как теперь Тевальд, но этот малыш погубит нас, даже не ведая, что творит… Однако Метафта ждет объяснений, нужно сказать ей что-нибудь…» Он подошёл к женщине и, как можно беспечнее, посоветовал ей не мешать мужу.

– Пусть перебесится. Это со временем пройдет.

– Но он же собирается

рыться в обвале! – возмутилась Метафта. – Его засмеют или чего доброго шею себе свернёт на этих раскопках! Почему ты его не удержал? Ведь трава не цвела, всего лишь деревья осыпались. Но зато теперь из-за этой ерунды он будет рыться в обвале и не успокоится до тех пор, пока не откопает то, что ищет. Уж я-то это знаю, как никто.

– Пусть роется, – Старик таинственно улыбнулся, – не мешай ему.

Метафта фыркнула, пробурчала что-то про «дурацкие тайны» и ушла, унося с собой сына. А Старик, едва дождавшись ночи, полетел к своему тайнику в скалах. Обломки лежали на том же месте, где он их в последний раз оставил, но это место уже не казалось орелину безопасным. Сейчас малыш сюда, конечно, не долетит, но, став подростком, он сможет сделать это легко. Значит, нужно всё уничтожить или перепрятать.

Сначала Старик собирался разбить обломки на мельчайшие кусочки, но в памяти вдруг возник образ отца. Такого, каким он видел его в последний раз – плачущего и просящего прощения… Долгие годы Генульф потратил на то, чтобы выбить эти значки и рисунки, и у Фостина, проснувшегося в Старике, не поднялась рука на его работу. Перепрятать – вот лучший выход! Мелкие обломки можно закопать прямо у себя на огороде и завалить сверху сухими ветками, чтобы свежевскопанная земля не привлекала ничьего внимания. А вот большой, с сохранившимся текстом… Да-а, вниз его уже, пожалуй, не стащишь – силы у Старика давно не те, что прежде. Вот если только переложить камень в небольшую пещерку, что виднеется неподалёку… Старик обследовал её и остался доволен. То, что надо! Чтобы сюда забраться, нужно согнуться в три погибели, а этого вряд ли захочется пылкому мальчику, если он когда-нибудь в эти места залетит. Да и залетит ли?..

Несколько ночей Старик закапывал обломки. Самый большой он перепрятал в первую же ночь, удивляясь, как смог затащить этакую тяжесть на скалы. Зато с остальными оказалось проще… И теперь, когда работа была завершена, он с удовлетворением осмотрел кучу веток, скрывающих захоронение, и сел на свою скамью передохнуть. Здесь ему снова вспомнился отец. Как жаль, что они простились так плохо. Хотя, остальным детям и этого не было дано. Разве что Хорику… Интересно, что он почувствовал, когда нашёл, наконец, пещеру и увидел, что вход в неё завален? Почему не ушёл с началом грозы? Или, до самого последнего мгновения, бегал по вершине бугра от отверстия к отверстию, умоляя отца откликнуться и помочь ему спасти себя? Никто этого уже не узнает, они ушли вместе.

Старик вспомнил, что больше всего боялся наткнуться на останки отца и брата во время своих раскопок. Но этого, к счастью, не случилось. А теперь он жалеет. Нужно было похоронить их возле Рофаны. Пожалуй, стоит сказать Тевальду.., но нет… Все, что было можно, Старик переворошил в своё время, а к остальному не подступиться. Слишком большие глыбы, их невозможно ни сдвинуть, ни приподнять. Так что пусть Тевальд роется, он всё равно ничего больше не наёдет. Это со временем охладит его пыл, а там, возможно, и у Нафина не появится охоты что-либо искать.

С такими мыслями Старик спокойно уснул, прямо на скамье. Но он сильно ошибался.

* * *

Тевальд раскапывал обвал с невиданным упрямством. Прошел год, а он все никак не хотел признавать свое поражение. Соседи то посмеивались за спиной, то жалели, но задевало все это одну лишь Метафту. Первое время, когда ее расспрашивали о причинах долгих отлучек мужа, она пыталась объяснить их хозяйственными нуждами. Дескать, Тевальд затеялся строить что-то для Гнездовища у обвала, но не уверен в успехе и, поэтому, пока все держит в секрете. Однако после того, как старейшина был не единожды замечен прыгающим с крыши хранилища, с явным желанием полететь, всем стало ясно: Тевальд принялся за старое.