Орифламма

Я пошел взглянуть на этот прекрасный квартал с его белыми домами, вокруг которых цвели сады. Широкие улицы были усажены деревьями. Новые, сверкающие машины стояли у ворот. Небо было чистое, залитое голубым светом. Я снял плащ, перекинул его через руку.

— Таково правило, — сказал мне мой спутник, муниципальный архитектор, — здесь всегда хорошая погода. Поэтому участки стоили очень дорого, виллы строили из лучших материалов. Это квартал зажиточных, веселых, здоровых, приятных людей.

— В самом деле… Здесь,

я. смотрю, на деревьях уже распустились листья, создавая приятную тень, которая не затемняет фасады домов, а в других районах города небо серое, как волосы у старухи, дует ветер, у тротуаров — слежавшийся снег. Сегодня утром я проснулся от холода. Странно, сейчас я как будто оказался в разгаре весны, словно перенесся на тысячу километров на юг. Когда летишь на самолете, кажется, что мир преображается. Но сначала надо доехать до аэродрома, потом лететь часа два или больше, чтобы увидеть, как мир превращается, скажем, в Лазурный берег. А здесь — я всего лишь немного проехал на трамвае. Путешествие, которое толком и не было путешествием, имело место прямо на месте, если вы простите мне эту неудачную игру слов, к тому же невольную, — сказал я с улыбкой, одновременно тонкой и вымученной. — Как такое возможно? Или этот район как-то защищен? Хотя вокруг нет холмов, которые укрывали бы его от непогоды. К тому же холмы не спасают от туч, от дождя, это всякий знает. Может быть, здесь существуют какие-то теплые светящиеся потоки воздуха, направленные снизу вверх или сверху вниз? Но об этом, наверное, было бы известно. И ветра никакого нет, но воздух свежий. Странно.

— Это просто-напросто маленький островок, — ответил городской архитектор, — оазис. Такие часто встречаются в пустынях, где среди выжженных песков вы вдруг видите удивительные города, в цветущих розах, окруженные источниками, реками.

— Ах да, верно. Вы говорите о городах, которые называются миражами, — сказал я, чтобы блеснуть эрудицией.

Какое-то время мы гуляли по парку с небольшим прудом в центре. Потом снова — виллы, особняки, сады, цветы. Так мы прошли около двух километров. Царило полное, умиротворяющее спокойствие, может быть, даже излишне умиротворяющее. Становилось тревожно.

— Почему никого не видно на улицах? — спросил я. — Мы единственные прохожие. Сейчас ведь час обеда, все дома. Почему, однако, не слышно смеха, звяканья бокалов? Почему так тихо? И все окна закрыты!

Мы как раз подошли к двум заброшенным строительным площадкам. Возведенные лишь наполовину здания белели среди зелени деревьев, ожидая строителей.

— Очаровательно, — заметил я. — Если бы у меня были деньги-увы, я зарабатываю слишком мало, — я бы купил здесь участок земли, скоро здесь уже был бы готов дом, и мне не пришлось бы больше жить среди несчастных, в грязном пригороде с зимними, грязными, пыльными, фабричными улицами. Здесь так приятно пахнет, — и я наполнил легкие сладким и крепким воздухом.

Мой спутник нахмурился.

— Строительство приостановила полиция. Все равно никто не покупает квартир. Жители квартала хотели даже уехать отсюда. Но им больше негде жить. Если бы не это, они давно бы уже собрали вещички. А может быть, для них

не, уезжать — теперь вопрос чести. Они предпочитают оставаться, прячась в своих роскошных квартирах. На улицу они выходят лишь в случае острой необходимости, группами по десять — пятнадцать человек. И все равно опасность остается.

— Вы шутите! Почему у вас такой серьезный вид? Вы омрачаете такой прекрасный день — вы хотите меня напугать?

— Уверяю вас, я не шучу.

Я почувствовал, что у меня сжалось сердце. Внутри меня будто наступила ночь. Прекрасный пейзаж, с которым я слился, который уже был частью меня или частью которого был я, отделился, отдалился от меня, стал всего лишь картиной в раме, мертвым предметом. Я почувствовал себя совершенно одиноким, выброшенным в безжизненную пустоту.

— Объяснитесь, — взмолился я. — Я надеялся провести приятный день!.. Еще несколько мгновений назад я был так счастлив!..

Мы вновь подошли к пруду.

— Это здесь, — сказал мне муниципальный архитектор, — здесь находят каждый день двух-трех утопленников.

— Утопленников?

— Пойдите убедитесь, что я не преувеличиваю. Приблизившись к краю пруда, я действительно увидел на поверхности воды раздувшийся труп офицера инженерных войск и маленькое тело пяти-шестилетнего мальчика с палочкой для серсо, зажатой в руке.

— Сегодня их трое, — пробормотал мой проводник, указывая пальцем. — Вон там.

Рыжие волосы, которые я на секунду принял за водоросли, поднимались со дна.

— Какой ужас! Это женщина?

— Очевидно, — сказал он, пожимая плечами. — Тот — мужчина, а там ребенок. Больше мы ничего не знаем.

— Это, наверное, мать малыша… Бедняги! Кто это сделал?

— Убийца. Все тот же. Неуловимый.

— Но наша жизнь в опасности! Уйдем отсюда, — вскричал я.

— Со мной вам ничего не грозит. Я городской архитектор, муниципальный чиновник; на представителей властей он не нападает. Когда я уйду на пенсию, тогда другое дело, но пока…

— Давайте уйдем, — сказал я.

Быстрыми шагами мы отошли от водоема. Мне не терпелось покинуть прекрасный квартал. «Богатые не всегда счастливы, — подумал я. Меня охватила невыразимая тоска. Я почувствовал себя разбитым, изможденным, я осознал тщетность существования. — Для чего все, если в конце тебя ждет такое?»

— Вы надеетесь арестовать его до выхода на пенсию? — спросил я.

— Это нелегко!.. Можете мне поверить, мы делаем все что в наших силах, — ответил он с мрачным видом. Затем добавил: — Не сюда. Так вы заблудитесь, будете все время ходить кругами, возвращаясь на одно и то же место.

— Ведите меня!.. Ах, как прекрасно начался день. Теперь утопленники всегда будут у меня перед глазами, я никогда не смогу забыть эту картину!

— Я не должен был вам показывать…

— Нет уж, лучше знать все, лучше знать все… Через несколько минут мы были у выхода из квартала, возле начала Кольцевого бульвара. На остановке трамвая, который идет через весь город, стояли люди и ждали. Небо было мрачным. Я закоченел. Я надел плащ, повязал на шею платок. Шел тонкий дождь пополам со снегом. На тротуаре были лужи.