Оригиналы
Шрифт:
— Откуда вы переехали? — спрашивает-Мэри-или-как-её-там. В то время как я формулирую новую ложь в своём мозгу, бензобак звенит. Испытывая облегчение, я тяну за насадку и вытаскиваю её, затем возвращаю её в держатель. Экран спрашивает меня, хочу ли я квитанцию. Я ударяю по кнопке «Нет».
— Извините, — говорю я Любопытной Мэри. — Я опаздываю в школу.
— Хорошего дня… Наташа, — говорит она.
Я сажусь в машину и пристегиваюсь, затем объезжаю вокруг, мимо стороны женщины, и покидаю заправку. Я не уверена,
Более важно, чем то, что я помню, это то, что если она на самом деле не заправлялась, то что она делала?
Глава 19
Я посматриваю через плечо в течение следующих двух дней, но когда я не вижу Любопытную Мэри снова, я называю эту встречу случайной и двигаюсь дальше. К ночи Хэллоуинских Танцев я почти забыла о своём неловком разговоре со странной леди с бензоколонки.
Бетси и я помогаем Элле подготовиться к танцам. С двумя фенами, чтобы сделать это быстрее, мы берем каждая по половине головы и сушим её локоны. Затем Бет и я каждая со своей стороны берем желтоватое платье без бретелек, которое мы получили на еБей, а Элла ступает в него. Я чувствую себя как лесное животное, помогающее Золушке, но бальное платье Золушки было намного более чистое.
С черной лентой, которая попадает на самую узкую часть талии Эллы, её платье, вероятно, когда-то было хорошеньким. Но когда оно висело в чьём-то шкафу несколько лет, и однажды попав в наши руки, оно было брошено в грязь и преднамеренно разрезано так, чтобы служить прекрасным нарядом для Королевы Зомби-Бала.
— Ты выглядишь так жутко, — говорю я, улыбаясь.
— Она ещё даже не накрашена, — говорит Бетси дьявольски. — Подожди, пока она получит обнаженные мозги на лбу.
— Только не делай их слишком мерзкими, — говорит Элла. — Я не хочу оттолкнуть от себя Дейва.
— Это невозможно, — говорит Бетси. — Платье, может, и старое, но оно сделано для тебя. Он будет пускать слюни, вне зависимости от того, обнажены твои мозги или нет.
В восемь часов, Бет и я читаем в комнате отдыха, когда звонит мой шпионский телефон. Я смотрю на Бетси, и она улыбается, но её глаза не отрываются от страницы.
— Алло, — говорю я спокойно.
— Привет, Лиззи Би, — говорит Шон так тихо, что я с трудом слышу его.
— Почему ты шепчешь? — спрашиваю я, садясь на диване, потому что мне кажется, что мой голос звучит странно, когда я лежу.
— Я просто… Я не хочу, чтобы кто-нибудь услышал меня.
— Где ты? — с любопытством спрашиваю я.
— На крыльце.
Одновременно в панике и вне себя от счастья, я бросаю телефон и спрыгиваю с дивана.
— Что происходит? — спрашивает Бетси, глядя на меня с весельем.
— Шон
— Эй! — шепчу я в темноту. — Шон?
— Привет, — шепчет он откуда-то слева. — Твоя мама здесь?
— И ты сейчасспрашиваешь меня об этом? — говорю я, выходя на крыльцо и глядя в сторону, откуда слышится его голос. Шон стоит в кустах и улыбается. Его волосы не просто торчат во все стороны, как обычно бывает; вместо этого они выглядят так, будто он резко тряхнул головой, и волосы остались в том же сумасшедшем положении. Блестящие космы, сплетающиеся на лбу, грозят скрыть глаза. Но, к счастью, у них не получается. В лунном свете Шон просто великолепен.
— Сюрприз, — говорит он.
— Ты сумасшедший! — Закатываю глаза, несмотря на то, что вне себя от радости от его прихода. — Иди сюда. — Он тихо выбирается из кустов и осторожно вытирает ноги о коврик, потом шагает внутрь. Шон снимает обувь, не спрашивая меня. Он одет в подходящие к праздникам носки в оранжево-черную полоску, которые на нем я считаю очаровательными. Он стоит там, держа в одной руке обувь, в другой — сумку, и смотрит на меня.
— Привет, — говорит он серьезно. На лестнице не горит свет, а мы как тени.
— Привет, — говорю я.
— Я правда сожалею, что вел себя как идиот на этой неделе, — шепчет Шон. — Я пришел, чтобы сказать тебе об этом.
— Не как идиот. Ты был просто… расстроен. Могу представить, каково тебе, и знаю, что терпеть Дейва нелегко.
Шон так близко ко мне, что я могу коснуться его носа своим.
— Я был идиотом. И сожалею об этом.
Волна эмоций захлестывает меня; я киваю, чтобы не разреветься или сделать еще что-нибудь неловкое. Я поворачиваюсь к лестнице.
— Давай поднимемся, — киваю, чтобы он последовал за мной. Его нежное извинение все еще висит в воздухе, как мыльные пузырьки, и я тихонько иду к краю лестницы, опасаясь, что звук моих шагов разрушит их. Возможно, чувствуя то же самое, Шон так же тихо идет за мной. Но когда мы достигаем верхних ступенек, Бетси громко здоровается.
Хлоп.
Мы направляемся в комнату отдыха.
— Смотри, что я нашла в кустах, — улыбаясь, говорю я. Бет хохочет.
— Ты сегодня, случайно, таблеток для смелости не употреблял? — спрашивает она.
Шон смеется и садится на диван напротив Бетси, а сумку кладет рядом. Я хочу спросить, что в ней, но решаю подождать, пока мы не останемся одни.
— Я решил, что, раз я не могу взять Лиззи на танцы, я принесу их к ней.
— Это до тошнотиков мило. До скорого, голубки. — Бет встает и уходит. Я заливаюсь краской от слова «голубки», но Шону, кажется, все равно.