Оригиналы
Шрифт:
— Возможно, тебе стоит стать детективом, когда ты вырастешь, — шучу я.
— Почему я должна ждать, пока вырасту? — спрашивает Бетси, смеясь над собой. — Ладно, увидимся позже.
Я вешаю трубку, потом пересказываю разговор Шону.
— Значит ли это, что вы наконец собираетесь что-то делать с этой ситуацией? — спрашивает он.
— С какой? — спрашиваю я.
Он смотрит на меня как на идиотку.
— Лиззи,
— Не говори со мной так, будто мне пять лет, — резко говорю я. — И я знаю свою маму… гораздо лучше тебя. Она может быть на 51 процент чересчур оберегающей, и она может быть связана с гражданской обороной, но она не мучает нас.
Шон вздыхает и сминает упаковку тако.
— Я думаю, у тебя стокгольмский синдром, — бормочет он.
— Я думаю, ты драматизируешь все больше чем нужно, — говорю я. — Я хочу сказать, что да, я ненавижу это. Я хочу избавиться от договора. И да, моя мама замучила. Но я была бы признательна, если бы ты сделал тон чуть ниже.
— Всего лишь пытаюсь помочь, — говорит Шон.
— Хорошо, прекрати.
— Отлично. — Он явно вышел из себя. — Но ты сама сказала, что ты привыкаешь к вещам до такой степени, когда они не кажутся больше странными. И ты привыкла к этому… но, Лиззи, поверь тому, что я говорю: это все еще странно.
— Я это понимаю, ясно? — говорю я, выглядывая в окно. — Можем мы просто вернуться в школу?
Он стискивает челюсть и заводит машину.
Едва ли кого-нибудь видно вблизи, когда Шон высаживает меня у главного входа. Без слов он уезжает — он поедет к студенческой стоянке, чтобы припарковаться. Я врываюсь внутрь, чувствуя слабость из-за нашей первой ссоры, особенно потому, что знаю, что я единственная, кто не прав.
Протискиваюсь сквозь толпу студентов, гудящих в главном коридоре. В миллиардный раз с того момента, когда мы поступили в Вудсбери, желаю, чтобы наш шкафчик был в менее переполненной части школы. Вздохнув после того, как кто-то ткнул локтем мне в спину, проходя мимо, я быстро ввожу комбинацию — 3, 33, 13, — мечтая лишь о том, чтобы сбросить свои книги, взять, что мне нужно для испанского, и убраться отсюда.
Дейв обеспечивает, чтобы этого не случилось.
Обычно я не вижусь с Дейвом в школе, что очень хорошо. Несмотря на то, что мы все знаем, что он не может нас различать, Элла все еще, кажется, счастлива встречаться с ним, и даже Бетси сказала, что он был забавным, после того, как они выпили кофе, когда он неожиданно появился после вечерних классов. Я единственная, у кого эмоциональная аллергия к этому парню. И конечно, поэтому я единственная, кого он зовет на танцы в Хэллоуин именно сегодня, как нарочно.
Наиболее унизительным, насколько это возможно, и публичным способом.
Я
Почти в тот же момент, я осознаю три вещи:
1. Три шара розовые, с написанными на них словами;
2. Дейв и его друзья наблюдают неподалеку;
3. С другой стороны ко мне приближается не кто иной, как Шон.
Мой настоящий парень.
Тот, кто прямо сейчас уже слишком зол на меня.
Грейсон и незнакомая мне девочка стоят у их общего шкафчика через проход. Я умоляюще смотрю на Грейсон. Несмотря на то, что она, вероятно, всё ещё думает, что я лгунья, она тепло улыбается и сливается с толпой, нагибаясь, чтобы подобрать шары, по мере приближения. К тому времени как она добирается до моей половины коридора, у неё в руках охапка шариков.
— Лили, не могла бы ты принести сумку из офиса? — зовет Грейсон через плечо.
— Конечно, — говорит Лили, хлопая дверкой шкафчика и растворяясь в море людей. Я смотрю на Дейва и замечаю, как один его друг толкает его по руке локтем в качестве поздравления. Это раздражает. Между тем, люди продолжают глазеть и смеяться над шкафчиком, которого вырвало теннисными шарами, и девушкой, отчаянно пытающейся их сдержать.
Что бы это ни было, это явно не романтично.
— Спасибо, — говорю я Грейсон. — Думаю, он любит широкие жесты. — Я киваю в сторону Дейва.
— Я тоже так думаю, — говорит она, посмеиваясь. Начиная со всего этого выгляжу-как-кузина, между нами образовался невидимый клин, и это не так, как если бы мы знали друг друга хорошо задолго до.
— Ты не собираешься читать это? — спрашивает она, указывая на розовый шар, затем изворачивается, чтобы поймать желтый, который пытается выпрыгнуть из её рук.
— О, точно, — говорю я. Один мяч с текстовым сообщением лежит рядом с моей левой ступнёй. Я поднимаю его.
«ДЕЙВОМ?» небрежно написано черным на пушистой поверхности. Запутавшись, я смотрю на ноги и ступни в поисках других. Я вижу знакомую обувь, остановившуюся рядом со мной.
— Не это случайно ищешь? — спрашивает Шон, протягивая розовый теннисный мяч, со словом «ПОТАНЦУЕШЬ», написанным на нем. Лицо Шона нейтрально для толпы, но глаза кипят. И я понимаю его: мы просто боремся с моей мамой, а теперь он наблюдает, как другой парень зовет меня на танцы перед всей школой.