Орион и завоеватель
Шрифт:
Шестеро столь же рослых воинов зашли сзади, и он повел нас из приемного зала под полуденное солнце.
– Куда мы идем? – осведомился Кету.
– Куда велено, – резко ответил воин.
– Так куда же это? – продолжил расспросы Кету.
– Здесь во дворце вас ждет один из рабов великого царя, тоже грек.
– Откуда ты родом? – спросил я.
Воин повернулся, одарив меня холодным взглядом.
– Какая тебе разница?
– Ты не похож на перса. Твоя речь звучит по-другому.
Тем
– Я родом из Мидии, с высоких гор, где поклонники старой веры еще жгут свои священные огни. Мидийцы некогда покорили Вавилон и создали эту великую империю.
Голос его казался ровным и бесстрастным. И все же в нем чувствовалось раздражение и затаенная обида.
– Значит, ты из рода Кира Великого? – спросил Кету, причем это было скорее утверждение, чем вопрос. – Века миновали с той поры, когда Кир основал Персидское царство.
– Да. Сегодня мидийцы всего лишь одно из многих племен, которые объединены в царство. Но мы служим великому царю, наследнику Кира. Мы служим и помним прошлое.
Я усмотрел в этом еще один признак неурядиц в государстве. Похоже, что огромное Персидское царство прогнило изнутри. Быть может, Александр в конце концов и сумеет покорить Персию.
Но все эти мысли немедленно вылетели из моей головы, когда я увидел греческого раба, к которому привел нас мидиец.
Это был Демосфен.
– Незачем так удивляться, Орион, – сказал он. Афинянин сидел в уютном, мягком кресле. В дальнем углу роскошного помещения стояла рабыня. Посреди комнаты на столе я увидел огромную чашу с фруктами, пузатый серебряный кувшин запотел от холодного вина. Облаченный в длинное шерстяное одеяние темно-синего цвета, Демосфен явно неплохо себя чувствовал, к нему вернулась прежняя самоуверенность. А возможно, он держался так потому, что имел дело со мной, а не со вспыльчивым Александром. И все же афинянин поседел, его глаза беспокойно бегали под кустистыми бровями.
– Ты знал, что я получаю золото от великого царя, – проговорил Демосфен, откидываясь назад в своем кресле.
– Но я не знал, что ты его слуга.
– Я служу Афинам, – отрезал Демосфен, – и демократии.
– Неужели Царь Царей – сторонник демократии?
Демосфен смущенно улыбнулся:
– Великий царь поддерживает всех врагов Филиппа.
– Значит, тебя изгнали? – спросил Кету.
Улыбка грека сделалась мрачной.
– Нет еще, но друзья Филиппа усердно добиваются, чтобы собрание подвергло меня остракизму. Таков ваш царь: сулил мир и дружбу, а сам, подучив глупцов, нанес мне удар в спину.
– Почему ты послал за нами? – спросил Кету.
Словно бы вдруг вспомнив о вежливости, Демосфен указал
– Садитесь, устраивайтесь поудобнее. Рабыня! Принеси чаши для моих гостей.
Кету сел. Я подошел к окну и посмотрел вниз. В очаровательном дворцовом садике трудились оборванные темнокожие рабы. Открылась дверь, из нее вышел мидиец со своими шестью сотоварищами.
– Почему ты призвал нас? – повторил я вопрос Кету.
– Теперь я советник великого царя… Как здесь говорят, ухо его обращено ко мне. Дарий хочет знать мое мнение. И я должен услышать предложения Филиппа из уст самого посла Царя Царей.
– Тогда я здесь не нужен, – сказал я.
– Нет, у меня и для тебя есть дело, – проговорил Демосфен.
– А именно?
– Сначала я поговорю с послом.
Рабыня принесла чаши, разлила вино… Холодное и терпкое, оно тем не менее согрело меня.
Кету повторил предложения и требования Филиппа практически слово в слово.
– Этого я и ожидал, – нервно моргнув, пробормотал Демосфен, когда посол закончил речь.
– Что ты посоветуешь Царю Царей? – спросил Кету.
– Об этом я скажу только самому Дарию, а не тебе, – отвечал афинянин с прежней надменностью. – Ты узнаешь о решении Царя Царей, когда он захочет этого.
Я решил, что, пожалуй, догадываюсь, какой совет даст Дарию Демосфен: острова и города не отдавать, но в войну не вступать. Демосфену нужно, чтобы Филипп начал войну, тогда он скажет своим афинянам, что царь Македонии – варвар, который желает утопить в крови целый мир.
Демосфен посмотрел на меня, словно прочитал мои мысли.
– Ты не любишь меня, так ведь, Орион?
– Я служу Филиппу, – отвечал я.
– Ты думаешь, что я предаю Афины? И всех греков?
– Я думаю, что, как бы ты ни убеждал себя в обратном, служишь ты Царю Царей.
– Правильно! – Он вскочил на ноги и повернулся ко мне лицом. – Я наймусь на службу к самим фуриям и хаосу, если только это будет полезно Афинам.
– Но ты сказал, что Афины более не прислушиваются к твоему голосу, не нуждаются в твоих советах.
– Это не важно. Беда демократии в том и состоит, что людей так легко можно сбить с толку, направить по ложному пути.
– Понятно. Демократия хороша, пока люди делают то, что ты хочешь. А когда они голосуют против тебя, то ошибаются.
– Но в основном люди глупы, – сказал Демосфен. – А стаду нужен пастух, который знает, что делать.
– И это демократия? – спросил я.
– Пусть люди думают что хотят, но я служу Афинам и демократии! И буду использовать на благо своего дела и Царя Царей, и рыбу морскую, и птиц небесных, если они помогут мне сразиться с Филиппом и его незаконнорожденным сыном.