Орион взойдет (с примечаниями переводчика)
Шрифт:
– Да, это так. Но когда я был молод, все было еще не настолько закручено...
Дальше Иерн уже не слышал, о чем они говорили: Орлук сердито глянул на Ронику, и она перестала переводить. Она ехала рядом с командиром и слушала разговор на англише. Чувство одиночества в душе Иерна усилилось. Он отстал, чтобы присоединиться к Плику, а Микли подался вперед.
Англоман был трезв в связи с отсутствием зелья и, мрачно поглядев на приятеля, произнес:
– Ты обескуражен, мой друг. Не испуган, ни капельки волнения, просто обескуражен. Так ведь?
Иерн поглядел вперед - спина Роники на фоне монгского ландшафта вдруг напомнила, как эта женщина
– Полагаю, что ты можешь так назвать мое состояние, - пробормотал он.
– А ты понимаешь почему? Ведь ты направляешься в безопасное место - в пределы Союза, да еще в очаровательной компании.
Последняя фраза напомнила ему о Ганне. Та не стала возражать, когда в нарушение здешних обычаев он взял ее обе руки и поцеловал. Какими нежными они были, какими красивыми. "Да благословен будешь ты, Таленс Иерн Ферлей, - шепнула тогда Ганна.
– Пусть тебя встретит счастье, ты его заслуживаешь". Тут она ошиблась, кольнула его память о прошлых проступках. Она нараспев произнесла несколько строчек на своем языке, а потом пояснила: "Это не молитва за тебя, мы не молимся Гее. Я просто пожелала от всей души, чтобы Она отмерила тебе полную долю жизни, оставив ритуальную торжественность. Я буду вспоминать вас - часто-часто. Счастливого пути".
Иерн ответил Плику иносказательно:
– Я лечу вслепую, вот почему... вслепую, и все приборы молчат.
– Действительно, тревожная штука - оказаться вдали от дома.
– Что? Нет же, я не об этом. Понимаешь, наше пребывание в Дулу заставило меня усомниться во многих истинах, которые я прежде считал незыблемыми. Я же не глуп, и никогда не считал, что все геанцы - скверный народ. В Юропе мне попадались среди них действительно прекрасные люди. Но в массе своей они всегда казались врагами, причем фундаментальными... противниками всего, чем живет Домен, притом во всем заблуждающимися? Но Ганна со своим терпением и умом...
Иерн закрыл глаза и подставил лицо солнцу. За ресницами заиграла радуга. Ганна заставила его вспомнить про бесчисленные мелкие чудеса, подобные этому, подумать о них и ощутить.
– Конечно, ее можно считать образцовой геанкой, - размышлял вслух Плик.
– Во всяком случае, в одном из аспектов геанства... Так святой Франциск Ассизский и святой Иоанн от Креста воплощают в себе два предельных аспекта христианской личности. Я имею в виду душу, эмоциональность - это другое трусливое слово. Лучше сказать духовность . Духовна ли вера... ее не поймаешь иначе, только душой.
Отчасти она пояснила тебе свою суть, просто являясь собою.
– Но разве не может быть, что она на самом деле права?
– А бывает ли, по-твоему, стихотворение правильным или не правильным?
Да на ее стороне могучий миф.
Молчание разделило их. Туман, редея, оставлял землю, открывая слева убранные поля, готовые к запашке под озимь, и справа - серебристо-зеленые прерии. Слугаи в синих одеждах выходили из глинобитных домиков. Над головой порхали птицы. Воздух, прогреваясь, уже приносил ароматы почвы и трав, животных и человека. Все шумы кавалерийского отряда слились в равномерный синкопированный ритм.
– А эти юанезцы?
– вырвалось у Иерна.
– Чем они в принципе отличаются от краснаянцев? Согласен, я почти не имел дела с теми и другими, но я все менее и менее верю в то, что они подстрекали Джовейна в далекой Юропе и вооружали его для переворота, как мне о том говорили.
– Почему же ты переменил свое мнение?
– спросил
– Конечно, установление геанского правления в Домене, бесспорно, удовлетворило бы их; некоторые из их чиновников, наверное, и в самом деле оказали заговорщикам тайную поддержку. Тем не менее... судя по их действиям, более всего они опасаются Северо-западного Союза. И скорее всего это так - один континент на двоих. Но я что-то не замечаю в них империалистического духа - ни прямо, ни косвенно. Геанство в корне своем не воинственно. Я узнал это. Оно убеждает, а не заставляет.
– Ты узнал, - подчеркнул Плик.
– Но логических доказательств не имеешь, Наш вид одарен способностью интерпретировать всякую доктрину, подгоняя ее под свои действия. Ты попал сюда, потому что некоторые из геонцев предприимчивы и воинственны, не так ли? Все, что творится в мире, всегда выходит за пределы логики и всех разумных объяснений.
Иерн бросил на него резкий взгляд.
– Ты вновь завидишь странные речи?
– Странна вся Вселенная. По-моему, слову "реальность" в нашем мире нельзя дать положительное определение.
Плик подвинулся ближе.
– Послушай, - проговорил он. Иерн еще не видел поэта столь серьезным.
– Да, я подонок и алкоголик, но и поэт, а посему время от времени прикасаюсь к вещам, о которых невозможно говорить прямо. Я ощущаю приближение колоссальной драмы, конфликта настолько глубинного, что человеческие существа, вся цивилизация волей-неволей преобразуется в архетипы, вновь повторяя мифы незапамятной древности... Лишь в них и в музыке может крыться намек на подобные истины... Апполонийский Домен и маураи-артурианцы выступили против орфического геанства и фаустианского северо-запада <В данном контексте "апполонийский" соотв. "аристократический", "артурианский" - "рыцарственный", "орфический" "музыкальный, певчий", "фаустианский" - "несущий дух познания".>. Или, если хочешь, демоны-северяне готовятся низвергнуть богов неба, земли и моря ведь у хтонических <Подземный.> богов всегда была темная сторона - а грядущая война принесет конец всему миру.
Роника...
– Нет!
– вскричал Иерн.
– Ты обезумел!
Ему хотелось пустить коня в галоп, чтобы ветер, скорость и напряжение мышц прогнали из памяти этот ужас. "Собственно, откуда этот ужас? Это всего лишь слова, Плик любит играть с ними. Эксцентричный малый - не безумец и не пророк. Орлук не позволит ему опередить отряд". Иерн выехал вперед к Ронике и заговорил с ней - слова сами сыпались с языка.
Та весело отвечала, и кошмар поблек. Ужас забылся совсем, когда она зашептала ему на ухо, весьма откровенно описав, чего именно ожидает от него, когда отряд остановится на дневной отдых.
Они добрались до военной базы к вечеру. Контур блокгауза на фоне темного неба говорил о веках истории, бывших иными в Юропе; но меньшие сооружения были достаточно прозаичны и функциональны. Привычен был и маленький аэродром, несколько самолетов на нем и запах синтоплива.
Один самолет прилетел с северо-запада - укрупненный вариант того, что остался на дне озера со своим смертоносным грузом. Иерн заметил опознавательный знак на руле - бегущий волк, с шеи которого свисала разорванная цепь. Когда отряд приблизился, с полдюжины человек вышли вперед приветствовать его предводителя. Среди них, без сомнения, было двое соотечественников Роники; другие ожидали возле самолета.