Орк-лекарь

Лифантьева Евгения Ивановна

При моем приближении Богдан встал, стало заметно, что и его камзол полностью утратил свой прежний пижонский вид. Потрепали земляка, похоже, крепко, но выглядел он бодро и даже улыбался.

— Салют, зеленый! — помахал он рукой. — Наконец-то и ты тут. Не поверишь, только я собрался отдохнуть по-человечески, как все опять заверте…

— Я — тоже. Кстати, спасибо за топорик, выручил меня.

— Не за что! — отмахнулся Богдан. — А чего это ты нынче полуголый?

— Как спал — так и перенесся, хорошо хоть оружие при мне.

Я равнодушно

пожал плечами и вдруг сообразил, что снятые перед сном сапоги тоже оказались на моих ногах. Причем по-прежнему полные грязной дождевой воды.

Стянув сапоги, я пристроил их поближе к огню, да и сам пересел так, чтобы было потеплее. Все-таки хорошая штука этот магический костер — и от обуви, и от штанов сразу же повалил пар, но жара я не ощущал.

— Что с глазом? — поинтересовался я.

Я все же доктор, хоть и психиатр. Клятву ту самую давал. Может, меня сюда вытащили в качестве лекаря?

— Стреляли.

Фраза из известного фильма улыбнула обоих. Я успокоился: если пациент не только болтает, но и улыбается, значит, все уже в порядке, рана не опасна.

Арагорн появился, как всегда, внезапно и с важным видом уселся на валун. Он был не в привычной мне «земной» одежде, а в какой-то попугайской хламиде, сплошь затканной золотом и драгоценностями, из-под которой, правда, торчали совершенно не подходящие по стилю берцы. Но больше всего умилял чепец (или все-таки берет?), украшенный разноцветными перьями и усыпанный самоцветами, с бляхой. Жаль, что Киркоров и Верка Сердючка не увидят, а то бы умерли от зависти и избавили бы россиян от своего творчества. Закинув ногу на ногу, бог тщательно расправил складки одеяния и уставился на нас взглядом университетского профессора, дождавшегося, когда к нему на зачет придет самый злостный прогульщик. От тяжести этого взгляда мне стало не по себе.

— Итак, господа, что вы знаете о Мироздании? — строго спросил Арагорн.

— Оно существует. Что-то еще? — моментально нашелся Богдан.

Ара сделал равнодушное лицо, закатил очи и кивнул мне: мол, с этим все ясно, послушаем тебя.

— Хочешь сказать, что земная теория Большого Взрыва не соответствует действительности?

— Ну, не совсем чтобы не очень… Веера действительно постепенно разбегаются, только все происходит не совсем так, как считают земные ученые. Ближе всего к реальности идея одиннадцатимерного пространства, которая описана в некоторых математических моделях…

— Где-то в глубине души я подозревал, что все зло в мире от математики… — пробурчал под нос Богдан.

Я молчал. Как-то так получилось, что квантовая физика с ее теорией суперструн прошла мимо меня, точнее, я — мимо нее. Человечество, может, что-то там и знает об одиннадцатимерном пространстве, а я — нет.

А бог тем временем продолжал лекцию:

— Без осознания сущности пространства-времени невозможно перемещение из одной воплощенной вселенной в другую. Да вообще — ничего не возможно. Да, Саныч, это я тебе говорю. А то, понимаешь ли, захотел невозможного! Как Лофт…

Я

мысленно сделал стойку, как охотничья собака возле притаившейся в траве куропатки. Ара уже упоминал это имя.

— Лофт? Это который заточен?

Арагорн инстинктивно кивнул, но продолжил распространяться на тему многомерности пространственно-временных континуумов и прямых связей между ними. Я слушал молча, надеясь лишь на то, что спрятавшийся подальше от божественного взора Асаль-тэ-Баукир поймет хоть половину и сможет потом объяснить мне человеческим языком. Пока было ясно лишь одно: существуют некие замкнутые сами на себя вселенные, которые для остальных миров веера даже не черные дыры, а математические точки, не имеющие ни размера, ни массы. Однако «разворачивание» каждой такой точки приводит к глобальным изменениям во всех близлежащих вселенных.

— Земля — такой практически замкнутый мир. По крайней мере по шести измерениям пространство закольцовано само на себя и не дает возможности проникновения в вашу вселенную сил извне. А те направления, которые остаются, слишком тонкие, чтобы до них могли добраться не только люди, но и большинство богов.

Мы продолжали молчать, не понимая, куда клонит Арагорн.

— Так вот, чтобы проникнуть в замкнутый мир, нужно или слишком много энергии, или найти точку проницаемости.

— Много — это сколько? — переспросил я.

— Много — это погасить парочку звезд, — Арагорн посмотрел на меня как на первоклашку-несмышленыша. — Но я говорю совершенно о другом. Я говорю о законах, которые управляют веерами…

Богдан переводил ошалевший взгляд с меня на Арагона. На секунду мне показалось, что глаз под повязкой тоже лезет из своей орбиты, догоняя здоровый.

— И которыми управляешь ты? — не утерпел я.

— Если бы…

Арагорн подозрительно покосился на меня, тяжело вздохнул, пробормотал себе под нос что-то вроде «Умный больно!», но продолжил:

— Да, частью законов управляю я. И главное, что для меня важно, — это динамика развития миров. Пока они развиваются стабильно, пока идет эволюция, все нормально. Но тут в игру вступают силы, которые порождаются разумными существами. Проще говоря, боги, в которых верят люди и всякие прочие эльфы с орками, почитаемые духи предков, сказочные существа и прочий мелкотравчатый сброд. Они…

— Слушай, я Андреева читал, — перебил я бога. — Эгрегорная теория — не квантовая физика, в ней разобраться проще.

Арагорн скривился, но все-таки продолжил:

— Читал он… А если читал, то должен понимать, что эти энергетические сучности готовы на любую пакость, лишь бы сохранить свое влияние. Войны между ними идут нешуточные. Но хуже всего то, что во многих мирах из-за них тормозится развитие. И вот тогда на смену порядку приходит хаос, после которого не остается ни разумных, ни тех, кому они поклонялись. А потом все начинается сначала…

— Лаборанты иногда моют чашки Петри от плесени, — бросил в пустоту Богдан. — Да, профессор?