Орлиное гнездо
Шрифт:
Через неделю город, и прежде неспокойный, напоминал не то бойню, не то кладбище. Абдулмунсиф все больше времени проводил в четырех стенах – и никто не мог сказать, то ли из-за тревоги за своих домашних, то ли из отчаяния. Его должность сейчас была почти бесполезна. Народные возмущения переросли в стадный страх и стадную ярость. Многие господа не смели показываться из своих дворцов: те из бедняков, кто не довольствовался безропотным умиранием, нападали на хозяев Стамбула, иные даже нарочно являлись в их сады и рощи
– Его выволокли из дома и растерзали, не дожидаясь, пока его убьет чума, - сказал Абдулмунсиф.
Это означало, что Стамбул остался без высшей власти – и что принять власть над зачумленным городом мог кто угодно. Кто еще не сбежал. Но кто бы теперь пожелал сделаться таким царем над мертвыми!
В дни безвластия до них дошел слух, что какие-то еретики, только теперь поднявшие голову, стали приносить в жертву дьяволу младенцев и девушек – то ли в своем безумии благодарили сатану за ниспосланное бедствие, то ли искали спасенья от него; но даже такое средство не помогло. Штефан горько смеялся.
– Кто бы сомневался! – говорил он.
Той ночью Василика впервые за многие дни крепко заснула. Ею овладело странное облегчение – а может, огромная усталость, граничащая с безразличием к своей судьбе.
– Из вашего дома никто не взят, - произнесла княгиня.
Иоана восседала на своем высоком престоле в своем турецко-валашском, полуженском-полумужском платье - и никто теперь не мог бы приказать ей спуститься, кроме самого Господа Бога.
– Как ты думаешь, почему судьба вас щадит, Василика? – спросила государыня Валахии.
– Наше время еще не пришло, - ответила Василика, стоявшая перед нею в таком же турецко-валашском платье. Иоана кивнула и улыбнулась.
– Верно, - сказала она со спокойствием демона смерти. – А ты знаешь, кто наслал на вас чуму?
– Господь, - дрогнув, отвечала Василика. – За наши грехи…
Иоана смеялась.
– Тогда Господь избрал удивительного ангела-карателя, - сказала княгиня. – Чуму на вас наслал Адриан, нагрузив больными рабами торговый корабль, отправлявшийся в Константинополь.
Василика ахнула.
– Но как же они доплыли? – едва выговорила полонянка.
Иоана склонила голову набок.
– Они доплыли потому, что очень хотели жить, - сказала государыня. – Что тебе удивительно? Те из людей, кто дает себе труд изучить других людей, обладают самой страшной властью, - прошептала Иоана. – Адриан мог бы просто перебить и сжечь чумных, но сделал лучше. Сделал так, как поступал в свое время господарь Влад - его учитель и Штефана.
Василика смотрела в лицо Иоаны – прекрасное и одухотворенно-скорбное сквозь улыбку на рубиновых устах. “Лики святых всегда ужасны, - вдруг подумала невольница. – Это мало кто понимает, потому что они невообразимо
Княгиня успокоительно кивнула, не сводя глаз со своей девушки.
– А теперь вам пора бежать назад к Адриану, - произнесла Иоана. – Вы еще можете бежать: у вас пока не отняли корабля, но до этого недолго. Нам не нужны бесполезные смерти.
– Так ты хочешь, чтобы мы заразили Адриана – и его приспешников? – прошептала Василика.
– Мне не дано знать, что будет, - сурово ответила Иоана. – Но теперь ты знаешь, чего от тебя желает Господь. Ты не должна погибнуть здесь. Скажи Штефану, что его дело в Царьграде кончено, – и бегите, не медля ни минуты…
Василика покорно склонила голову.
На другой день она рассказала Штефану о своем видении.
Тот тоже покорился слову Иоаны с готовностью христианского подвижника – даже скорее, чем Василика ожидала: может быть, Штефан ждал только повеления свыше, чтобы уступить своей человеческой слабости.
Они взяли все ценности, которые могли унести; все книги, которые Штефан вынес из спаленного хранилища, а лучшую одежду увязали в узлы.
– Когда поднимемся на борт, то платье, что на нас, нужно будет уничтожить, - предупреждал Штефан.
Потом они оседлали коней и посадили на них всех, кто жил в доме. Служанку Анастасию взял к себе на седло Корнел. Выехали со двора и помчались без оглядки по улицам, на которых руки смерти, протянутые из-под рубищ, хватали их за плащи…
В порту Ускюдар, где стоял корабль Штефана, “Магнавра”, тоже пахло смертью: там шел бой. Обомлевший Штефан увидел, как его команда, его люди дерутся с какими-то чужаками.
– Господин! Они хотят отбить корабль! – крикнул ему капитан, обливавшийся потом и кровью; его уже ранили, он слабел. Штефан спрыгнул с коня; тогда и Корнел, не колеблясь ни мгновения, спрыгнул с коня, выхватывая меч.
– А ну!.. Всех положу здесь! – рявкнул он, наступая на разбойников.
Главарь, бившийся с капитаном, на миг оторопел при виде грозного рыцаря. Но потом с ревом ринулся на Корнела; свистнул клинок, и голова злодея слетела с плеч. К Корнелу, кроме самого паши и его людей, примкнули два других витязя, Михня и Ливиу. Тогда нападавшие бросились бежать.
Их не преследовали. Корнел вытер меч о плащ и, кивнув Штефану, первым направился в сторону корабля. За ним потянулись остальные, едва верившие в свое спасенье.
Когда “Магнавра” - истинно велико-златая – тяжело отвалила от берега, Корнел снял и вышвырнул за борт свой темный плащ, испачканный в греческой крови. Все прочие, даже женщины, тоже расстались со своими плащами.
Василика сидела на палубе, держа за руки свою служанку Анастасию, а над ними возвышался Корнел – он все смотрел на удаляющийся Царьград. Вдруг валашка рассмеялась и обернулась к витязю.
– Эй, Корнел-бей… не боишься стать соляным столпом? – спросила она, теребя свою пышную косу, перевитую золотой цепочкой.