Орлиное гнездо

MadameD

– Но только если я услышу…

Венгр покачал головой.

– Никогда. Клянусь честью.

Иоана встала, посмотрев ему в лицо. Сегодня на ней не было покрывала или головной повязки, и влюбленный залюбовался ее вдохновенной, дикой красотой.

– Вы должны также понимать, Андраши, что живому я ему не изменю!

Граф поклонился.

– Я это понимаю, госпожа. Я высоко чту вашу нравственность.

Иоана громко и весело рассмеялась этим словам.

– Превосходно, жупан! Какие мы с вами оба благородные люди!

Андраши придвинулся к ней вплотную и, схватив за руки, посмотрел в глаза.

–

Это действительно так, - прошептал он. – Важно понимать, что есть благородство, Иоана!

Он был так близко, что мог бы поцеловать ее; но не сделал этого и молча отступил.

– Вам пора идти, - сказала Иоана, метнув новый встревоженный взгляд на окна. – А вы так и не сообщили мне ничего существенного!

– Ценю ваше здравомыслие, Иоана, - улыбаясь, сказал венгр. – Боюсь, я оказался не столь расчетлив: я приходил только увидеть вас! Мы так долго не виделись!

Иоана молчала, и ее молчание не предвещало ничего хорошего. Венгр быстро, словно бы извиняясь, прибавил:

– Я навещу вас в скором времени снова… когда мне будет что вам сказать! Или извещу вас письмом!

Он прибавил совсем тихо:

– Подумайте, в какой беде я мог бы оказаться, если бы мое прежнее письмо к вам попало не в те руки. Видите, насколько я доверяю вам!

– Буду ждать новостей, - без улыбки ответила Иоана.

Андраши поклонился, поцеловал ей руку и быстро ушел, темный плащ мелькнул и пропал среди густой темной листвы, которую пронизывали красноватые лучи садящегося солнца.

Иоана еще несколько мгновений стояла, глядя вслед венгру: щеки ее окрасились румянцем. Потом она повернулась и хотела уйти в дом, но не смогла – и еще некоторое время кружила среди деревьев, хватаясь то за один ствол, то за другой. Как будто занимала у яблонь силы перед тем, как пойти посмотреть в глаза мужу.

– Я могу и должна это сделать! Я еще честна! – прошептала Иоана. Потом подняла руку и сжала кулак, погрозив им неведомо кому. Иоана ощутила прилив злости и бодрости. Интересно, удержит ли она теперь саблю, как могла когда-то?

Иоана посмотрела на деревья – и ей показалось, что среди этих невест явилась еще одна: Марина одобрительно улыбнулась Иоане, сверкнув клыками, и растворилась среди листвы, темной, золотой, красной. Госпожа Испиреску усмехнулась и, отвернувшись, направилась в дом. Она ощущала себя веселой, злой, готовой… к чему угодно! Живые и мертвые возьмутся за руки и спляшут на могиле Влада Цепеша!

Они очень дружно и приятно ужинали в этот день – и Иоане показалось, что боярин посматривает на нее чаще и внимательнее обыкновенного. Но в его взгляде была та же любовь, что и всегда. Так же любовно на нее глядел и муж.

Ночью они легли вместе, конечно же: Иоана предалась мужу, не открывая глаз, и видела золотое, теплое, красное; листва шелестела и вздыхала, и сильные ласковые руки обнимали ее. Она принадлежала возлюбленному в райском саду, залитом багрянцем. Заснула Иоана счастливой.

* Родился в 1400 году.

========== Глава 41 ==========

Осень вступила в свои права; и Иоана осознала, что здесь, в Венгрии, прожила уже без малого полтора года. Как незаметно

пронеслось время! Она поняла, что нигде так увлекательно и полно не проводила свои дни, как здесь, в этой католической враждебной стране: властители которой в действительности только и мечтали окончательно подмять под себя Валахию.

Сейчас это могло сделаться так легко – трон беспризорного княжества мог достаться как трофей самому быстрому и дальновидному, какой бы вере и короне он в действительности ни служил… Но одно Иоана знала твердо: если не удастся низложить Цепеша, его кровавая любовь к отечеству задушит страну.

Однако долго князь уже не продержится: настали решающие дни. Против него объединилось слишком много врагов, хотя порою и ненавидящих друг друга, но единых в своей ненависти к валашскому господарю, превосходящей все прочие страсти.

Сын Испиреску рос не по дням, а по часам; это был разумненький мальчик, задававший матери не по возрасту сознательные вопросы.

Корнел ласкал и любил и жену, и сына: ему, несчастному, казалось в эти холодные дни, что все ненастья позади. Раду уже привязался к отцу. Это не на шутку тревожило Иоану.

Она вдруг поняла, что скучает по своему златокудрому соблазнителю с щербатым ртом: скучает по этому красавцу с заболоченной темной душой. Андраши был так непохож на ее мужа, как только может один мужчина отличаться от другого: и Иоана поняла, что этого-то ей и не хватает – другой любви, как лакомке уже мало становится привычной простой, хотя и здоровой, пищи. Впрочем, Иоана знала, что, несмотря на эту тоску - которая даже свойственна безупречно целомудренным женщинам, - при жизни мужа она никогда ему не изменит. Пока Корнел жив, она пребудет только его. Ее супруг достоин самой высокой верности.

Андраши напомнил о себе через два месяца после их последнего свидания: он прислал короткое, но очень жаркое письмо, и Иоана поняла, что этот человек и в самом деле крепко помнил ее и, возможно, даже хранил ей верность во все дни разлуки, точно жене. Что же: разве католики не христиане, еще более суровые в вопросах любви, чем православные?

Граф говорил, что навестит ее в скором времени. Умолял ждать, умолял молчать о нем… во имя их будущего!

Когда Андраши явился, весь дом был в тревоге и суете: серьезно заболел глава семьи, боярин. В эти зимние дни он охотился с соколом здесь, неподалеку, чтобы наловить дичи к ужину – и простудил себе грудь: он лежал в жару, а дети клали ему на лоб мокрые повязки, которые не могли охладить седой беспокойной головы, и истово молились о его выздоровлении. Раду Кришан был истинный государь в своем семействе, как велел православный канон - и что уже переводилось в западных странах.

Иоана даже сбегала в католический храм и помолилась там на коленях о том, чтобы отец поправился. Она не знала, понравилось бы такое поведение Раду Кришану: что ж, если боярин и в самом деле хотел выдать ее за католика, ему следовало начать приучать ее к этой обрядности.

Из церкви Иоана вышла понурая, ощущая, что молитвы ее ничуть не помогли: католический бог вызывал у нее отвращение. Еще большее отвращение вызывало то, что маленький Раду не знал другого бога и других молебнов: что ей приходилось водить его в этот храм и приучать к этим безбородым бесстрастным лицам…