Орлы и звёзды
Шрифт:
Во-вторых, я теперь многое узнал о человеке, который сейчас внизу отдавал приказы относительно тела: дактилоскопия, система Бертильона и всё такое. И хотя это неминуемо приближало моё разоблачение, я не мог отказать полковнику в праве отдавать подобные распоряжения, ибо сам, будучи на его месте, поступил бы точно так же. Я ещё раз перечитал абзац, на котором обрывалась рукопись.
«…Приказ от полковника Разгуляева срочно явиться на встречу, Викентьева насторожил. Ведь только днями тот сам предложил ему поучаствовать в операции, проводимой контрразведкой. Тогда Викентьев сразу дал согласие. Роль провокатора стала ему докучать, и он был не прочь вовсе перебраться под новое начало. Разгуляев лично передал его с рук на руки полковнику Конни и предупредил, что с этой минуты и до окончания
Место, где была назначена встреча, было укромным, все подходы к нему хорошо просматривались, и подойти незамеченным не представлялось никакой возможности, если не спрятаться загодя. Что Викентьев и сделал. По условиям маскировки, происходящего он видеть не мог, зато всё слышал. Даже то, как задёргалась нога Конни, когда послышались приближающиеся шаги.
— Как это прикажите понимать, господин полковник! — голос контрразведчика не был громок, но аж звенел от напряжения.
— Саша, бога ради, успокойся, — в голосе Разгуляева звучали просительные нотки.
«Саша… — так они ещё и друзья! — подумал Викентьев. — Впрочем, мог бы и догадаться. Стал бы он отдавать своего лучшего агента кому ни попадя». Меж тем разговор двух полковников уже перетёк в спокойное русло.
— …Приказ за подписью генерала Никольского я, сам понимаешь, не исполнить не мог.
— Значит, в распоряжение Рычалова… — задумчиво произнёс Конни.
— Да, в распоряжение главы недавно образованного секретного подразделения полковника Рычалова, — подтвердил Разгуляев. — Да ты его, верно, должен был знать ещё по Петербургу?
— Как же, — процедил сквозь зубы Конни, — знавал, конечно, хотя коротко знакомы мы не были.
— Так, верно, ты знаешь и благодаря какому случаю ему удалось столь высоко взлететь?
— Не точно, я ведь за его карьерой не следил, но догадываюсь…
— Не томи, Саша, — попросил Разгуляев.
— Ты и сам всё быстро поймёшь, если я скажу, что случилось Петруше Рычалову быть другом детства самого государя императора.
— Вот как… — протянул Разгуляев. — Ну тогда всё понятно.
— Странный он, однако, малый, — продолжил Конни. — В молодости был далеко не глуп. Поговаривают, даже окончил два курса Санкт-Петербургского университета. Но я его встречал уже в мундире лейб-гвардейца. Отличился во время компании против японцев. Сам, понимаешь ли, попросил направить его в действующую армию. За храбрость был отмечен "Георгием". Вся армия в дерьме, а он с орденом! Был зачислен в Свиту, но неожиданно подался в жандармы. Извини, Коленька, не тебе в обиду сказано.
— Ладно, Саша, поступок и вправду странный. А уж с учётом того, чем он у нас в ОКЖ занимается… Ты в курсе?
— Признаться, нет.
— Так ведьмами, колдунами, случаями странными, бесовщиной, в общем, прости Господи!
— Даже так? А ты знаешь – я ничуть не удивлён! Но ведь тут и до святотатства недалеко.
— Вот и у нас кто-то так решил и донёс в Святейший Правительствующий Синод.
— И что?
— Обер-прокурор Синода Волжин обратился к царю и тот вроде как заколебался. Но за Рычалова заступился сам Распутин, и теперь у господина полковника все козыри на руках. В управлении его по-прежнему не жалуют, но только за глаза. При такой поддержке –
— Да, супротив Старца не попрёшь, — согласился Конни.
— Теперь видишь, мог ли я противиться? Но кое-чем я Рычалову всё-таки отплачу. Агента-то я отправил, это так, а вот сопроводительные бумаги полковник ещё не скоро увидит!
Собеседники поднялись и их шаги стали удаляться. Викентьев же возрадовался: заниматься чертовщиной было ему по душе…»
Хотя в рукописи фигурировал полковник Рычалов, я нисколько не сомневался, что под этой фамилией был укрыт тот, чьи шаги я слышал сейчас на лестнице – глава секретного подразделения главного жандармского управления Российской империи, полковник Пётр Евгеньевич Львов.
Глава шестая
Я закрыла за доставившими банкетку грузчиками дверь, после чего направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Яркий неестественный свет, пробивавшийся из-под двери, заставил меня ускорить шаг, а удар колокола – перейти на бег. Но когда я ворвалась в комнату, свет исчез, как исчез и Мишка, лишь Герцог прыгал около зеркала и отчаянно скулил. Я плохо запомнила последующие несколько минут. Кажется, я выла, ругала Мишку самыми последними словами, стучала кулаками о стены. Пришла в себя сидя на полу, вся в слезах и соплях, одна рука машинально гладила загривок лижущего мне щёки Герцога. Встала, пошла в ванную. Пока умывалась и хоть как-то приводила себя в божеский вид, успела прийти к мысли, что Мишка по доброй воле не мог так со мной поступить. Произошло что-то ему не подвластное. Но и в этом случае – свинья он порядочная. Как ни странно последняя мысль заставила меня даже слегка улыбнуться. Все мужики сволочи – однозначно! И что теперь мне, слабой женщине, прикажете делать? А ничего! Ждать пока он за мной вернётся. А если нет, то пусть больше на глаза мне лучше не попадается! После того как виновник моих слёз – чтоб ему там икалось! — был предан суровому, но справедливому товарищескому суду, стало сразу как-то легче. Тут же захотелось это усилить и закрепить, и я, глядя в издевательски незамутнённую поверхность треклятого зеркала, подмигнула своему отражению и спросила: «Ёшкин каравай! А не сделать ли нам новую причёску?» На что тут же получила вполне доброжелательный и весьма утвердительный ответ: «Разумеется, мы это заслужили. Кстати, я тут неподалёку заприметила один салон…»
Домой я возвращалась с изрядно похудевшим кошельком и в добром расположении духа. Во-первых, деньги были не мои, а Мишкины – компенсация за моральный ущерб. С него, олигарха грёбаного, не убудет. Во-вторых, новая причёска мне очень шла. Так считала я сама и те самцы, которые голосовали за это своими шеями, поворачивая их мне вслед вместе с закреплёнными на их конце тупыми головами. А чё? Они у них и в самом деле такие. Сама читала выдержку из милицейского протокола: «…Удар был нанесён твёрдым тупым предметом, возможно, головой…» В-третьих, в руке у меня фирменный пакет из гастронома на углу. А в нём всё то, что так вредно для моей фигуры. Ничё, сегодня расслабляюсь, потом три дня гоняю фигуру до седьмого, нет, мало, до двенадцатого поту, она про эти лишние калории и не вспомнит.
До дома оставалось пара шагов. Перейти улицу, а там рукой подать до знакомой арки. Красненькие цифры на информационном табло светофора худеют на глазах. Спрашивается, куда с такой скорость несётся тот симпатичный автомобильчик? Рассчитывает проскочить? Наивняк! Видимо, та же мысль приходит в голову и водителю злополучной машины. Начинает отчаянно тормозить. Делает это крайне неумело и, похоже, теряет управление. Машину несёт прямо на меня, скромно стоящую у края тротуара. Кто-то кричит, но не я. Я отскакиваю назад и оказываюсь за очень кстати на этом месте оказавшимся столбом. Ему-то отскакивать некуда и он принимает удар на себя. Хрясь! Не то чтобы очень сильно. Не вовсе всмятку. Но правую переднюю дверь, того же наименования крыло точно придётся менять. И много ещё чего другого. Вокруг уже собирается толпа. Мне сочувствуют, — лучше бы столбу посочувствовали – водителя ругают. Он, вернее она, слава богу, жив. За тонированными стёклами всего не разберёшь, но, похоже, выручила подушка безопасности.