Орлы и звёзды
Шрифт:
— И как? Никто вас не услышал?
— Так кому слушать-то? В мастерских всегда шумно, там и пушку не услышат, а в депо посторонних не бывает. К тому же мы охранялись. Просили паровозников в это время чаще гудки давать. По гудку и стреляли.
— Молодцы! — моя похвала была вполне искренней. — Обязательно это используем. А ещё соорудим над тем местом, где будут располагаться стрелки, навес. Он тоже приглушит выстрелы.
— …Я наблюдал сегодня за вашими тренировками.
Мне не понравился тон, которым Илья произнёс эту фразу, потому ответ мой был лаконичен и сух:
— Я заметил.
— Ответь, Глеб,
— Это называется полоса препятствий, — сказал я.
— Что? — переспросил Терентьев.
— Брёвна, заборы, ямы – это называется полоса препятствий.
— Хорошо, — кивнул Илья. — Полоса препятствий – это обязательно?
— Для того чтобы подобрать из грязи власть, которую вот-вот уронит Николашка, — не обязательно, а для того, чтобы удержать власть в руках, — просто необходимо.
— Вот сразу видно, что ты не большевик, а всего лишь сочувствующий, — рассердился Илья. — Если народ возьмёт власть в свои руки, то уже никакая сила её из них не вырвет.
— Так я с этим и не спорю. Просто прольётся гораздо меньше пролетарской крови, если руки, о которых мы с тобой говорим, будут тренированными для боя.
— А мы, большевики, крови не боимся. За свободу – и чужой не пожалеем, и свою до капли отдадим!
— Тогда давай вообще прекратим обучение дружинников раз, по-твоему, это настолько вторично! — вскипел я.
— А я разве что-то подобное сказал? — удивился Илья. — Тренировки для молодых парней дело полезное. Чем глупостями заниматься пусть лучше по твоей полосе бегают. Ты, главное, не загоняй их до смерти.
«О чём вы, товарищ Терентьев? Какая смерть, если почти все бойцы до общевойскового норматива не дотягивают, я уже не говорю о спецназовском», — это я так подумал, а вслух сказал другое:
— Не волнуйся, Илья, кроме синяков да шишек ничего хлопцам не грозит. Ты же заметил, на полосе одна молодёжь.
— Ага, — усмехнулся Илья, — почтенных отцов семейства даже тебе не под силу туда загнать.
— Было бы надо – загнал бы, будь покоен, — уверил я Илью. — Только ни к чему это. С них занятий по тактике да рукопашному бою с лихвой будет.
— А со стрельбой как обстоят дела? — поинтересовался Терентьев.
— А что стрельба? — удивился я. — Они почти все охотники, из своих ружей стрелять умеют. Тех, у кого со стрелковой подготовкой хуже всех, я на охоту отправил, пусть там поупражняются. Так что в карьере стреляют только те, кому по штату револьверы да винтовки положены.
— Жаль, что винтовок у нас всего четыре, — вздохнул Илья.
— Конечно, жаль, — согласился я. — Я их за лучшими стрелками закрепил, и создал из них две снайперские группы.
— А как обстоят дела с формированием твоей группы? — спросил Илья.
Я лишь неопределённо пожал плечами, ибо говорить о чём-либо конкретном было пока ещё рано.
Непростая задача отобрать из не нюхавших пороха парней тех, кто не только надёжно прикроет спину в бою, но и по первому твоему приказу примет смерть. А уж обучить их хотя бы азам спецназовской науки за столь короткий срок почти нереально. Тем не менее, с отбором в свою личную гвардию я не спешил. Следил за работой парней на полосе препятствий, отмечал количество подтягиваний на турнике, учил рукопашному бою и говорил, говорил, говорил – с каждым из претендентов по нескольку раз.
Наконец настал день, когда перед неровным строем я задал
А что, это была неплохая идея! Вечером я показал «Тигр» Илье. Тот не скрывал восторга.
— Какое отличное оружие! Вроде бы и охотничье, но и для уличного боя подойдёт как нельзя лучше. Ты его из Америки привёз?
— Да нет, с Камчатки. Там мне его подарил один ссыльный. Утверждал, что первоначальные чертежи этого ружья нарисованы были рукой, чуть ли не самого Мосина! Тот так и не довёл дело до конца. Что-то ему помешало. Уже на Ижевском заводе один из его учеников доработал-таки чертежи. Но в массовое производство ружьё так запущено и не было. Было изготовлено всего лишь несколько карабинов, один из которых ты сейчас держишь в руках.
Илья внимательно посмотрел мне в глаза.
— Понимаю, понимаю. Хочешь предложить наладить производство «Тигра» у нас в мастерских?
— А что, это невозможно?
— Так сразу и не отвечу. Если доверишь, покажу завтра одному мастеру. Послушаю, что он скажет.
— Бери!
На следующий вечер Илья вернул мне карабин. При этом был хмур и причину выдал сразу.
— Ничего не выйдет. Мастер говорит, что тут какие-то особые заготовки нужны, каких у нас в мастерских нет. На стороне достать можно, но выйдет накладно. Короче, карабин он изготовить берётся, но выйдет это не меньше двух сотен за ружьё. Сам понимаешь, для нас это дорого.
— А если я добуду деньги – оружие изготовите?
Илья внимательно посмотрел на меня.
— Будут деньги – будет разговор!
Я закончил подсчёты и задумчиво уставился на бумагу. Оружие, экипировка (ребят-то надо будет приодеть), билеты до Петрограда, прочие расходы. Как ни крути, а тысячи две надо иметь. Если оставить деньги только на прокорм, то сотни три у меня есть. Ладно, пару сотен вытрясем из партийной кассы. Остальные полторы тысячи надо где-то брать. И где, как не у каинских купчиков? Осталось придумать, как заставить кого-то из них сделать добровольное пожертвование. «Гоп-стоп» или, по-революционному, «экс» я отверг категорически. Для маленького Каинска слишком много шума. И тогда я решил использовать технологию, хорошо зарекомендовавшую себя в том времени, откуда я прибыл. Оставалось найти подходящую кандидатуру. И такая нашлась. Клеймёнов Пётр Фомич. Достаточно богат. Достаточно умён. Достаточно образован. Все эти три достоинства позволяли надеться на то, что господин Клеймёнов согласится добровольно расстаться с нужной для меня суммой. В Каинск я прибыл хорошо загримированным и подобающе одетым для представителя англо-российской компании, коим я и представился. Клеймёнов принял меня в кабинете. Вышел из-за стола, протянул руку.