Орлята партизанских лесов
Шрифт:
— Иди, поспи, — предложил Коробко, неслышно подойдя к часовому. — Да не дёргайся, это я… — поспешно добавил он, увидев, как тот схватился за автомат.
— Задремал, — виновато покачал головой автоматчик. — Ты уж прости… Дом приснился… будто стою ранним-ранним утром на крыльце… а из-за речки солнце поднимается… взмахнул я руками и взлетел… лечу всё выше и выше…
— Ладно, спи. Расскажешь, куда долетел.
Вася поднялся и пошёл к своему рюкзаку. Осторожно извлёк мину новой конструкции, лишь недавно доставленную с Большой земли. Осмотрел её смахнул приставший листок.
Уже почти два года он жил в лесу. Лес стал его домом, семьёй, школой, и выходы на операцию чередовались с короткими передышками. Но всё равно к свисту пуль нельзя привыкнуть, как нельзя позабыть всё то страшное, что принесли фашисты на нашу землю.
— Что, Василий, пора бы и подниматься, — сказал пожилой партизан Митрофан Короп. Вася любил ходить с ним — пулемёт Коропа строчил без промаха, а сам пулемётчик не ведал страха. Бывают такие люди — сами ищут смерти, а смерть бежит от них. У Коропа в живых не осталось никого — и старых родителей, и малых детей фашисты расстреляли как заложников.
— Пусть ещё поспят, — сказал Вася. — Думаю я, дядя Митрофан, выйти к железной дороге через болото.
— Если ты имеешь в виду Чёрную гать… — покачал головой Короп. — Гиблое место. Там и днём с огнём не пройдёшь, а ночью… Пропадём ни за грош.
— Раз называют Чёрная гать, значит, когда-то люди проходили. Сыщем и мы тропу. Иначе к линии не подойдёшь! Охраняют, точно самого Гитлера собираются везти!
…Наверное, минуло не менее часа, а они смогли преодолеть метров сто. Коробко сидел на кочке посреди болота мокрый с ног до головы. Один сапог остался в трясине Чёрной гати, намокший ватник казался тяжёлым, как свинец.
Партизаны отдыхали молча.
«Неужели я ошибся, неужели так и не удастся пробраться к железной дороге? Видно, потому немцы и не держат здесь постоянных постов…» — думал Коробко.
— Возвращаться нужно, Вася, — посоветовал Короп. — Ещё можно успеть выйти к «железке» в другом месте…
Чтобы получить пулю в лоб?! — не согласился Коробко. — Здесь пойдём… то есть, вернее, я пойду. Короп, давай мину.
— Ты что задумал?
— Ничего я не задумал. У меня есть приказ командира, и я его должен выполнить! Пойду один.
— А мы что, сидеть будем да глядеть?
— Здесь действительно гиблое место, дядя Митрофан, — сказал Коробко. — Потому попытаюсь выполнить задание сам.
— Нет, ты это брось, — жёстко сказал Короп. — Или никто, или все. Тоже мне герой сыскался!
И такое неодобрение звучало в голосе партизана, что Васе стало жарко от стыда. Хотел было сказать, что не мальчишеская заносчивость заставила его принять такое решение. Когда он ушёл с головой под воду и едва не задохнулся в гнилой жиже, понял: здесь действительно не пройти. Чудом избежав смерти, Вася испугался. Хорошо, что никто из товарищей не заметил его состояния!
— Ладно. Пусть со мной идут добровольцы…
— А мы все здесь добровольцы, — прозвучало в ответ.
И снова Васе пришлось краснеть из-за своих слов.
…Они
— Дела… — протянул Короп.
Коробко лихорадочно искал выхода из создавшегося положения. Конечно, можно было, пока охрана не обнаружила их, уйти тем же путём. Но тогда эшелоны будут катить к фронту…
— Слушай мою команду! — приказал Коробко. — Всем двигаться вправо вдоль железной дороги!
— Там же немцы, охрана, — тихо сказал Короп.
— Задача, — словно не услышав голоса партизана, продолжал Коробко, — как можно ближе подобраться к охране и замаскироваться. Я остаюсь здесь, минирую. После взрыва охрана кинется сюда. Не стрелять, пока она не минует вас. Бить в спину, неожиданно!
О себе он не сказал пи слова, по каждый из шести партизан диверсионной группы понял — у Коробко остаётся один шанс из ста выбраться живым. Но здесь уже никто не мог нарушить приказ. Командир на то и был командиром, чтобы иметь право рисковать собой.
Они уползли в темноту, и Вася не услышал ни звука. «Здорово!» — похвалил он их мысленно.
Немного посветлело. С болота наползал сырой воздух.
Вася взобрался на насыпь. Ножом и руками выкопал углубление. Осторожно установил мину. Проверил взрыватель. Потом приложил ухо к рельсу и прислушался. Ему показалось, что рельс чуть слышно вибрирует.
…Когда тяжёлый паровоз вздыбился и завалился на бок, из топки вдруг вырвалось яркое пламя и озарило картину крушения. С открытых платформ, срывая крепления, катились вниз орудия и танки, офицерский вагон смяло и вверх полезли листы железа, какие-то доски. В хвосте поезда рвались боеприпасы.
Васю ударило взрывной волной, густо посыпало сверху землёй. Оглушённый, полуослепший, Коробко побежал к своим. Там уже разгорался бой. Партизаны обстреляли охрану.
Немцы долго и упорно преследовали подрывников, и был момент, когда, казалось, им не удастся вырваться. Но вот за спиной у фашистов раздалась частая стрельба, и преследователи сами вынуждены были спасаться бегством. Когда с преследователями было кончено, Коробко увидел выходящего из-за деревьев Фёдора Ивановича Короткова, командира соединения имени Попудренко.
— Разрешите доложить, товарищ командир! — спросил Коробко.
— Погоди докладывать! Санитара ко мне!
Когда подоспел санитар, Коротков приказал:
— Перевяжите раненого!
И лишь после этого разрешил:
— А теперь можешь докладывать…
Я навсегда запомнил нашу последнюю встречу с Васей Коробко. Мы уже соединились с частями Советской Армии. Я сказал Алексею Фёдоровичу Фёдорову:
— Васе Коробко нужно учиться, Алексей Фёдорович. Рекомендуйте его в суворовское училище.