Орудие Немезиды
Шрифт:
Внимательно слушавший меня Экон потянул за подол моей туники. По его настоянию я передал ему окровавленную накидку, и он, указывая на разные пятна крови, пытался что-то сообщить, сделав ряд движений открытой ладонью.
— Что он говорит? — спросил озадаченный Муммий.
— Экон совершенно прав! Смотрите, там, где крови больше всего, образовался насыщенный ею круг довольно правильной формы. Остальные пятна, шириной примерно в ладонь, говорят о том, что этими частями накидки кровь, возможно, стирали с пола.
Экон снова изобразил целую пантомиму,
— И что из этого следует? — спросил Муммий.
— Экон считает, что, возможно, в накидку была завернута голова умиравшего человека, чтобы в нее впитывалась кровь, когда тело волочили по полу. Потом убийца мог чистой частью накидки вытереть пятна крови там, где совершилось убийство, а потом с пола, по которому волочили тело.
Муммий скрестил руки.
— Неужели он действительно способен так ясно передавать свои мысли?
— Я не переоцениваю его догадки. И в особенности в отношении этой накидки. Но самым подозрительным является тот факт, что обе пропавшие лошади на следующий день вернулись на конюшню. Несомненно, что Зенон с Александросом добровольно их не отпустили бы, если только не раздобыли где-нибудь других лошадей.
Муммий покачал головой.
— Мои люди всех опросили. Нигде в округе не было кражи лошадей.
— Значит, Зенон с Александросом вынуждены были идти пешком. Но в таком густонаселенном месте, как это, с таким движением на дорогах, при нынешней подозрительности к беглым рабам, да к тому же при активной деятельности ваших людей, они вряд ли смогли бы уйти далеко.
Экон скрещенными руками изобразил парус на море. Муммий просиял, догадавшись:
— Мы, разумеется, опросили всех судовладельцев.
Ни один паром, перевозящий между Помпеями и Геркуланумом, не принимал на борт двух беглых рабов, не было и кражи лодок. К тому же ни один из них не имеет никакого понятия о том, как управлять парусной лодкой.
— Так какие же еще остаются возможности? — спросил я.
— Значит, они скрываются все еще где-то поблизости, — пожал плечами Муммий.
— Или, что более вероятно, оба они мертвы. — Сумерки стали быстро сгущаться. Я посмотрел назад, в направлении виллы, и увидел над вершинами деревьев лишь кусок черепичной крыши, да струйки дыма над ней. Зажигались вечерние огни.
— Скажите, Муммий, кто в настоящее время живет на вилле?
— Кроме Гелины всего лишь несколько человек. Ведь летний сезон в Байях подходит к концу. А в этом году здесь даже весной было мало народу. В мае здесь были мы с Крассом и Фабием и еще несколько человек. Люди не приезжают сюда из Рима, боясь оказаться между Спартаком и пиратами.
— Да, но кто живет здесь теперь?
— Дайте-ка подумать. Разумеется, Гелина. И Дионисий, ее философ, он живет здесь постоянно. Он называет себя эрудитом, пишет пьесы, рассказы и считает себя остроумным собеседником,
— Иайа? Женщина?
Муммий кивнул.
— Она родом из Кизикка. Красс говорит, что когда он был еще ребенком, она была буквально помешана на зарисовках лучших домов Рима и побережья Залива. Кроме того, она портретистка и пишет главным образом женские портреты. Никогда не была замужем, но, по-видимому, пользовалась успехом. Сейчас она получает пенсион и пишет ради удовольствия, вместе с юной помощницей-ученицей. Сейчас они расписывают для Гелины женские бани.
— А кто же помощница Иайи?
— Олимпия, из Неаполя, с той стороны Залива. Очень красивая девушка. Иайа относится к ней как к дочери. У них есть небольшая вилла в Кумах, на южном берегу, но они часто приезжают сюда на несколько дней, по утрам работают, а по вечерам составляют компанию Гелине.
— Они были в доме в ту ночь, когда убили Луция?
— Нет. Они были в Кумах.
— Это далеко отсюда?
— Не очень. Час пути пешком.
— Кроме философа и художниц в доме есть еще гости?
Муммий подумал.
— Да, двое.
— А они были здесь в ночь убийства?
— Да, — тихо ответил Муммий, — но ни одного из них невозможно заподозрить в убийстве.
— Даже…
— Послушайте, один из них — Сергий Ората. Я говорил вам о нем раньше — это строитель бань в южном крыле. Он приезжает из Путеол и владеет виллами по всему побережью Чаши, но часто живет в чужих — домах. Это стало здесь обычаем — богатые стараются заполучить к себе знаменитого гостя. Гелина говорит, что он обсуждал здесь какие-то дела с Луцием, когда стало известно, что из Рима приезжает Красс, который хотел посоветоваться с ними. Ората решил остаться, чтобы все трое могли решить все прямо здесь. В ночь убийства он был в доме и остается здесь до сих пор, в отведенных ему комнатах в северном крыле.
— А второй гость?
— Метробий, у него вилла в Помпеях, на том берегу залива.
— Метробий? Звучит знакомо.
— Он известен по сцене как один из самых любимых публикой исполнителей женских ролей. Любимец Суллы. Именно поэтому-то он и получил свою виллу обратно, когда Сулла стал диктатором и роздал конфискованную врагами недвижимость людям из своего ближайшего окружения.
— Ах, да, я однажды видел его игру.
— А мне не довелось, — с саркастической ноткой в голосе заметил Муммий. — Он играл Плавта или что-нибудь свое?
— Ни то ни другое. Это было весьма непристойное представление в честь Суллы на частном приеме в доме Хрисогона много лет назад.
— И там были вы? — спросил Муммий, скептически отнесшийся к тому, что я мог оказаться в таком изысканном обществе.
— Я был там незваным гостем. Совершенно незваным. Но что делает Метробий здесь?
— Он большой друг Гелины. Они могут часами пережевывать местные сплетни. По крайней мере мне так говорили. Между нами, я не могу усидеть с ним в одной комнате и пяти минут.