Орудия Ночи. Жестокие игры богов
Шрифт:
Зато погибшие лошади для многих ягнят и коз отсрочили встречу с мясником.
14
Антье, Орудие
Брат Свечка не привык обращаться с мольбами к доброму Господу и обычно просил Его лишь укрепить своего слугу в вере. Но в последнее время, как ни прискорбно, монах обращался к Богу все чаще и столь же часто пытался вступиться за Кедлу Ришо.
На
Сочия изнемогала от зависти, а брат Свечка изо всех сил пытался сделать так, чтобы она не забывала о своих обязанностях матери и повелительницы Антье.
Бернардин Амбершель почти не сталкивался с противниками правления Сочии: вояки ее любили, народ принимал.
Постепенно в результате военных побед зарождалось благополучие.
Сочия сцапала совершенного за поздним ужином. Старик сидел в небольшой комнатушке, примыкавшей к кухне, где оба они часто ели в одиночестве. День у графини выдался непростой.
– Совершенный, а могу я приказать принять новый закон?
– Что-что? – Монах не успел даже донести ложку до рта.
– Хочу, чтобы за нытье секли, а за глупость карали смертной казнью. Чего только от меня не требуют! Недоумки! Чушь какая-то! Ведут себя как избалованные четырехлетки!
– Ногами топают и вопят? – уточнил брат Свечка.
– Почему они не желают думать? Почему не хотят принять ответственность за самих себя?
Совершенный молчал.
– И чего это вы на меня так вылупились? Нет, не смейте! Не смейте все это поворачивать против меня!
И снова совершенный ничего не сказал.
– Тут совсем другое дело!
«Конечно другое», – словно бы говорила улыбка Свечки. Когда ныла Сочия Рольт – то уж по важному делу, она же не лавочник какой-нибудь, не ремесленник, которому всего-то и надо, что немного уважения.
– Проклятье! Ладно, вы победили. Мне, возможно, тоже пришлось бы отведать плетки. Но даже если и так…
– Повзрослев, ты поймешь, что почти все люди слабы. И ленивы к тому же. Слабые и ленивые люди ноют и жалуются. Иначе пришлось бы рискнуть и сделать что должно. А те несправедливости, от которых они страдают, часто даже и исправлять нет нужды, потому что несправедливости эти существуют лишь у них в голове.
Сочия надулась.
– Чтобы поступать правильно, нужна особая сила, а чтоб понять все, зоркий глаз.
– Эти ваши уроки! Вечно-то вы мне урок норовите преподать.
– Таково, девочка, мое призвание. Я же вроде как учитель.
– Да? Слишком вы серьезно относитесь к своим обязанностям. Послушайте, вам-то не пришлось на эти жалкие выездные суды таскаться. – И девушка принялась расписывать брату Свечке мелкие тяжбы во всех подробностях.
– Понимаю теперь, почему Реймон постоянно где-то пропадал, рискуя головой. Но почему этими разбирательствами не занимаются на местах суды? Спроси у них, и понастойчивей. Такими тяжбами должны ведать приходские
– Понятно, почему священники отлынивают: все записывается, и им потом аукнется, если когда-нибудь церковь приберет к рукам Антье. А судьи, скорее всего, не хотят оскорблять соседей и потому отправляют всех ко мне.
Брат Свечка кивнул. Вот это конкретное нытье действительно заслуживает внимания. Следует сказать Бернардину. Сочии нужно, чтобы ее правительство функционировало на всех уровнях.
Да. В этом деле могут пригодиться особые способности Амбершеля.
Только демона помяни…
– Совершенный, взгляните! С Бернардином что-то не то.
Комнатушка, где сидели брат Свечка и Сочия, была небольшой. Пока не явился Бернардин, монах с девушкой ужинали в одиночестве, только кузина Кедлы Гилеметта иногда приносила напитки и уносила грязные тарелки. В Коннеке, с его постоянными скандальными историями и тягой к романтической любви и супружеской неверности, никому, даже самым упорным педантам, не приходило в голову обсуждать трапезничающих наедине шестидесятивосьмилетнего мейсальского совершенного и графиню.
Бернардин действительно выглядел странно – будто был в трансе.
Пришел он не один, а с женщиной. Вернее, с совсем юной девушкой, лет пятнадцати-шестнадцати, как оказалось при ближайшем рассмотрении. Из-за ее необычайной красоты возраст не сразу бросался в глаза.
Незнакомка была высокой и стройной. Большие голубые глаза, крупный рот, пухлые губы. В одной руке она несла металлическое ведро, в другой – пятифутовый посох с футовым навершием в форме буквы «Т», в третьей – кристалл из материала, напоминающего кварц, длиной в фут и толщиной в два дюйма. Внутри кристалла мелькала темно-зеленая тень. В четвертой руке девушка держала еще одно ведро – деревянное.
Брат Свечка почти не обратил внимания на лишние руки: он не мог отвести глаз от завораживающего лица в ореоле белокурых кудрей, от шеи, украшенной ожерельем-четками из полудрагоценных камней. Справа над верхней губой у гостьи темнела небольшая родинка – самая прекрасная родинка на свете.
Свечка не мог заставить себя оглянуться на Сочию, но подозревал, что и ее девушка точно так же заворожила.
– Она принесла дары, – пролепетал Бернардин.
Брат Свечка хмыкнул.
А потом медленно налился краской, почувствовав то, чего с ним не случалось вот уже несколько десятков лет.
У совершенного началась эрекция.
Незнакомка улыбнулась, продемонстрировав невероятной белизны зубки, и он понял, что она обо всем догадалась.
Ни монах, ни графиня не спросили, кто она и зачем явилась. Демоница, коей она, вне всякого сомнения, была, если только в ее обличье перед ними не предстал сам властелин тьмы, сложила свои дары на стол.
Свечке наконец удалось отвести взгляд.
Он посмотрел на первое огромное ведро, напоминавшее деревенский пруд. В нем неторопливо плавали четыре рыбины каждая в фут длиной, напоминавшие формой китов. Рыбины перевернулись, демонстрируя гнойно-желтые брюшки и круглые смеющиеся пасти с торчащими кривыми клыками. Демоница ухватила Бернардина за рубаху и притянула к себе. Амбершель дышал прерывисто, словно только что пробежал целую милю.