Орудия войны
Шрифт:
Вот тут еще можно было, наверно, бросить все силы на штурм моста. Но это означало покинуть обоз с ранеными на произвол судьбы.
Солдаты загудели. Посыпались предложения «оставить раненых», «броситься всем разом вперед», «уходить на тот берег, дотуда бронепоезд не добьет». Самые борзые рванули через брод, не дожидаясь приказа — и полегли под огнем пулемета.
— Отставить! — заорала Саша, срывая голос, перекрикивая пулеметную очередь. — Все туда, под берег! Раненых — на себе!
Лучше сдохнуть, чем бросить своих! Ее услышали.
И вот теперь путь вперед был отрезан, а погоня приближалась.
Минута до следующего залпа. Саша должна сообщить своим людям, что привела их в ловушку. Как сказать такое?
Этого могло не случиться, если б они попытались обойти чертов мост. Если б Саша не решила уничтожить орудия в Тыринской Слободе. Если бы, наконец, позволила своему полку сдаться на милость победителя, пока была такая возможность.
— Ну что, все разом перейти пробуем, комиссар? — спросил один из солдат. Они думали о том же, о чем Саша только что спрашивала Белоусова: если бросить раненых и ломануться через брод, ручной пулемет с моста не скосит всех, быстрые и сильные выживут.
Саша выплюнула остатки ила. Все теперь смотрели на нее.
— Мы — люди краскома Князева. Князев хоть раз бросил своих?
У ног Саши застонал раненый солдат. Чуть поодаль — другой, за ним третий…
Сейчас интонации важнее слов. Если они побегут, то сметут ее, она их не сдержит. Если она не станет верить в то, что говорит — так и будет.
— Краском Князев тяжело ранен. Вы бросите его? Он не оставил бы никого из вас!
Нашла глазами носилки с Князевым. Только б он был еще жив… Даже из своей полусмерти он удерживал пятьдесят первый полк так, как одна она никогда не сможет.
— Так чего делать-то будем, комиссар?.. А??? — сразу несколько голосов.
— Держаться вместе. Помогать друг другу. Сражаться до последнего, когда придут по наши души, — Саша чеканила каждое слово. — И если нам конец, мы встретим его свободными. Между следующими залпами кто держится на ногах, напоите тех, кто не держится. Из ручья только, не из реки, — ручей показал ей Белоусов, сама она не заметила. — Проверьте повязки у раненых, затяните туже, если надо. Кого посекло осколками, тем тоже помогите, если еще возможно. Пять минут — перекур. Потом командиры рот — ко мне.
Четкость распоряжений и уверенный тон сработали. Напряжение чуть спало. Переждав следующий залп — осколки снова ни в кого не попали — Саша пошла к ручью, чтоб чистой водой умыть хотя бы лицо.
Льюис разведкоманды уже несколько минут молчал. Неужто полегли там все? Отсюда и не увидишь их позицию…
— Курить есть, комиссар? — спросил один из бойцов.
— Давно уж нет…
— Последняя, — боец достал из кармана мятую самокрутку. — Бери, комиссар.
— На всех, — сказала Саша. — Ну, насколько ее хватит.
Глубоко затянулась колючим
Следующий залп застал ее возле носилок Князева. Лежа рядом с ним, Саша дрожащими пальцами дотронулась до его шеи. Не сразу нащупала пульс, слабый и редкий.
— Прости, командир, — сказала одними губами, зная, что он не слышит ее, и не только грохот разрывов тому виной. — Немного я накомандовала. Но хоть умрем мы так, что тебе не будет стыдно за свой полк.
Обстрел закончился. От тишины зазвенело в ушах. Саша поднялась и обернулась к Белоусову — он всегда оказывался рядом, когда был нужен — чтоб посоветоваться, какие приказы отдать ротным.
— Посыльный к комиссару!
Бойцы расступились, пропуская к Саше незнакомого парня. Он сжимал в руке грязный белый платок.
— Это с моста, — быстро сказал Саше Белоусов. — Аглая, видимо, смогла установить контакт.
— Вы каковских будете? — спросил парень, не поздоровавшись. На нем была армейская гимнастерка, перехваченная ситцевым кушаком.
— Пятьдесят первый полк Красной армии на партизанском положении! — ответила Саша. — А вы?
— Красные, вон оно чо… мы думали, вас уже всех перебил Новый, мать его, порядок. А мы, сталбыть, атамана Антонова армия.
— Атамана… так вы не охранный отряд, не беляки?
— Беляков мы треплем в хвост и в гриву, — гордо заявил парень. — Охранные энти их отряды по березам развешиваем, чтоб неповадно было супротив народу своего идти. Люди нужны нам. Можем пропустить вас под мостом и дать провожатых до штаба. Только вот… ладно, с атаманом столкуетесь.
— Так и бронепоезд ваш? — спросила Саша.
— Эх, нам бы бронепоезд… Это белый. Мы как увидали, что он по вам палит, тогда смекнули, что вы, видать, не ихние. До того вас держали за беляков. А там и девка ваша до нас докричалась, что свои, мол, партизане.
— Почему ж бронепоезд по вам не палил?
Парень почесал в затылке.
— Небось за своих нас приняли. Вчерась тут был еще охранный отряд, так мы их сняли. Они необстрелянные были, не ждали от земляков удара в спину-то.
Саша кивнула. И прежде на гражданской войне не всегда удавалось отличить врагов от друзей. В этом хаосе и красные, и белые немало положили своих, приняв за чужих. Здесь из-за восстания обстановка еще сложнее.
Это могло быть ловушкой. Могло не быть. Но все лучше, чем оставаться здесь.
— Бронепоезд за нами не поедет?
— Да нехай едет! Шпалы все выгорели.
— Командуйте выступление после следующего залпа, — сказала Сашу Белоусову. — Сейчас всем лечь!
Как только обстрел стих, помогла встать и подставила плечо одному из раненых — надо было показать пример всем, кто еще держится на ногах. Без повозок переход будет тяжелым. Но они не бросили никого до сих пор и не бросят сейчас.
— Атаман… то есть командир Антонов зовет к себе вашего комиссара!