Оружейник-3
Шрифт:
С автоматом наготове я дождался, пока Лиза с Нестеровым спустятся с брони. Помогать им не стал. Правила хорошего тона сейчас претерпели существенные изменения. Девушки и пожилые милиционеры будут куда более благодарны за контроль над прилегающей территорией, чем за галантно протянутую руку.
— Ну, двинули что ли? — Когда компаньоны оказались рядом, я указал в сторону настежь распахнутой двери подъезда и быстрым шагом направился к ней.
На крыльце пришлось остановиться. Внутри здания хватало как теней, так и пятен густого непроглядного мрака. Их порождали ступени, брошенная прямо на лестнице мебель, раскрытые двери квартир. Может
Возле подъезда валялось превеликое множество самых разнообразных предметов. То ли свидетельства спешной эвакуации, то ли следы последовавших за ней грабежей и погромов. Пробежав по ним взглядом, я поискал что-нибудь достаточно крупное, но вместе с тем не очень тяжелое. Выбор пал на погнутое эмалированное ведро, которое приютилось у самых ступеней крыльца. Я попросил Лизу, и та очень осторожно, будто старая емкость была до краев наполнена взрывоопасным нитроглицерином, подала ее мне. В отличие от девушки осторожничать полковник Ветров не стал. Он тут же размахнулся и зашвырнул железяку на площадке первого этажа. Ведро раскатисто загрохотало по бетонному полу и скрылось в одной из непроглядных, можно сказать бездонных теней.
Несколько секунд мы напряженно вглядывались в полумрак дверного проема и пытались понять, разглядеть что там и как. Так ничего и не разглядели. Внутри подъезда по-прежнему все оставалось тихо и недвижимо.
— Теперь, пожалуй, можно и войти, — я сделал шаг вперед и, не оборачиваясь, махнул своим спутникам.
Оказавшись внутри, меня охватил страх. Нет, это был совсем не тот леденящий ужас, который возникает перед встречей с неизвестностью или опасностью. Это была боязнь повстречаться с прошлым. О нем напоминало все вокруг. Выкрашенные в грязно-голубой цвет панели, двери соседских квартир, погнутые перила, сама лестница, по которой мы с женой десятки, если не сотни раз таскали детскую коляску с грудным Олежкой, когда ломался лифт. А вот и тот самый люк мусоропровода, в который мой малолетний сын запихнул прожженную им подушку. Подушка была большая, поэтому она там и застряла. Олежка долго и безрезультатно пытался ее пропихнуть. Помню, вымазался как черт. От него потом дня три разило палеными перьями, тухлой рыбой и гнилыми помидорами. И с этим «ароматом» не могла справиться даже самая душистая шампунь.
Как только мы ступили на площадку четвертого этажа, взгляд сразу прикипел к до боли знакомой двери, обшитой дешевой деревянной вагонкой. Прочно прикипел, так прочно, что я уже не обращал внимание ни на что другое. Сердце больно защемило, а пальцы на руках стали холодными и непослушными.
— Вот и пришли, — слова дались с невероятным трудом.
— Эта твоя, что ли? — милиционер безошибочно ткнул пальцем в дверь моей квартиры, а после того как я пробулькал едва различимое «моя», добавил: — Дверь не очень… Самопал с базара.
— Когда мы ее ставили, и такая была за счастье.
— Угу, — Нестеров с пониманием кивнул и сделал шаг вперед. — Ну, так, пошли. Чего зря время терять? Открыто ведь!
Открыто? Слова майора повергли меня в легкое замешательство. Как открыто? Не может быть! Я рванулся вперед и в два скачка обогнал милиционера. Новый, уже более внимательный взгляд подтвердил, что старый сыскарь прав. Дверь моей квартиры оказалась закрыта неплотно, так что между рамой и срезом деревянной вагонки оставался просвет толщиной примерно пальца
— Что-то случилось? — Анатолий сразу насторожился, а потому придержал Лизу.
— Я запирал. Своими руками запирал, — это были скорее мысли вслух, чем ответ.
— Ах, вот оно в чем дело! — майор расслабился. — Выходит, выпотрошили квартирку. Что ж, не ты первый, не ты последний. — Милиционер стволом своего АКСа указал на распахнутую дверь соседской квартиры, той самой в которой раньше жил Дима Клочко, владелиц небольшого автосервиса. — Здесь таких много. Людям жить-то с чего-то надо.
— Каким, нахрен, людям! — перебил я Нестерова. — Я был тут год назад во время своей последней вылазки. Город уже тогда плотно лежал под «сумраком». Он был пустой, понимаешь, абсолютно пустой!
— Может другие… — Лиза помедлила, подбирая нужное слово, — разведчики, старатели. Максим, не ты ведь один на Проклятые земли ходишь.
— Это верно, не я один, — с доводом пришлось согласиться. — Другие тоже есть. Были, по крайней мере.
— Это каким же надо быть двинутым на всю голову, чтобы тащиться на Проклятые и бомбить здесь квартиры?! — Нестеров хмыкнул и снова покосился на дверь. — Кстати, следов взлома что-то не видать. — Анатолий перевел взгляд на меня и с недоверием в голосе поинтересовался: — А ты ее точно запирал?
— Да уж куда точнее, — пробурчал я и потянул дверь на себя.
Начиная с этого момента, возвращение в родной дом потеряло свой горьковато-сладкий, наполненный ностальгией привкус и превратилось в поединок с тенью неведомого противника, решившего осквернить мое прошлое, завладеть им. Хотя, кто его знает, может эта самая тень вовсе не бестелесное, эфемерное создание, и вот именно в эту самую минуту, облизываясь, поджидает раззяву-хозяина в его собственных апартаментах. Догадка вполне могла оказаться правдой, поэтому первым, кто заглянул внутрь моего некогда теплого и уютного жилища стал ствол 7,62 милиметрового АКМСа.
Прямо от входной двери тянулся длинный узкий коридор. В нем было не на много светлей, чем на лестничной площадке, но все же это был мой дом, а поэтому я безошибочно распознавал каждую деталь, каждую мелочь. Справа длинная прихожая с этажеркой заваленной всякими безделушками и большими зеркальными дверями одежных шкафов. Покрытые пылью зеркала уныло и тускло отсвечивали, довольствуясь лишь крохами света, попадавшими сюда из распахнутых дверей гостиной и кухни. На покрытом ламинатом полу стояла пара дорожных сумок, баул, сделанный из большой ситцевой наволочки, и четыре пачки с книгами, перевязанные тонкой бечевкой. Жена собиралась в эвакуацию по-серьезному. Только вот зря старалась. С собой разрешали брать всего один чемодан. Может мне как полковнику и удалось бы захватить еще кое-что, но, увы… Тогда я был далеко. И Маша уехала сама. Уехала навсегда.
Шквалом накатившие воспоминания больно сдавили грудь, глаза защипало, словно в них угодила едкая «Черемуха». Однако на этом все и оборвалось. Я заметил, нет, скорее почувствовал движение слева и резко обернулся, направляя ствол автомата в кухонную дверь.
На спуск я так и не надавил. Просто не в кого было стрелять. Моим противником и одновременно гостем оказался лишь порыв ветра, который ворвавшись в разбитое окно, поднял, закрутил, грязную тюлевую занавеску.
– Чего там?
– рядом выросла фигура в милицейском бушлате.