Оружие Аполлона

Корепанов Алексей Яковлевич

– Следить бесполезно, только зря время потратите.

Лок, продолжая стоять у столика, пожал плечами и произнес очень длинную для него фразу:

– Здесь решения не я принимаю, даллио Энгилейнон.

– Я предупредил, – бросил жрец и продолжил путь к дверям.

Габлер последовал за ним, мимолетно подумав, что предпочел бы сейчас оказаться как можно дальше от Нова-Марса, будь тот трижды неладен. Но сразу же одернул себя:

«Блип, ты же огонь, воду и вакуум прошел, парень! Хватит трястись!»

Пока они добрались до выхода из космопорта, он все-таки пару раз оглянулся, но Лока нигде не было видно. Энгилейнон, не утруждая себя разговором о погоде и вопросами о том, как Габлер

поживает, молча приблизился к красноватому, под цвет беллизонских песков, уникару, который пристроился в углу стоянки, и открыл дверцу:

– Заходи.

Крис безропотно нырнул в салон и опустился на длинное заднее сиденье, независимо выставив ноги в проход между боковыми креслами. Жрец тоже, пригнувшись, забрался в машину. Приблизился и сел рядом, повернувшись лицом к экс-файтеру. Приподнял руку, так что его ладонь оказалась перед самым носом Габлера, и приказным тоном произнес:

– Смотри на меня.

Крис сразу припомнил, что с ним проделала Низа на борту галеры «Гней Помпей Магн», и с огромным трудом подавил желание, даже не врубая экстру, просто заехать жрецу кулаком в челюсть. Не та у него была миссия, и следовало принимать чужие правила игры.

Дальнейшее тоже было знакомо: тепло, исходящее от широкой ладони Энгилейнона, совершенно гладкой, без привычных линий… Расплывчатое пятно, в которое превратилось лицо жреца… Чашка с дымящимся кофе на плоском сером камне в окружении рыжих песков… Черные пронзительные глаза, медленно, как вязкую массу, источающие мрак… Взгляд мифического василиска…

Мыслей уже не было. Мрак поглотил его.

…Когда осколки сознания, разбросанные по закоулкам бесконечности, кое-как собрались воедино, Габлер вспомнил, кто он такой, и попытался открыть глаза. Веки были непослушными, тяжелая голова, как это ни парадоксально, казалась пустой, руки и ноги хоть и ощущались, но словно находились где-то далеко, на другом краю Виа Лактеа. Точно так же он не очень давно приходил в себя в подземельях горного храма…

Глаза наконец открылись, и какие-то бесформенные пятна и клочки, чуть помедлив, превратились в довольно четкую картину. И картину эту Крис узнал без особого труда, хотя и разглядывал ее из другого положения.

Куполообразный потолок из темно-серого камня… Три фигуры на постаменте в центре зала, сросшиеся затылками друг с другом… Одна – светлая, из горного хрусталя, другая – черная, из агата, третья – темно-зеленая, малахитовая. Удлиненные каменные лица с узкими глазами… Триединый Беллиз-Беллизон-Беллизоны. И запах, едва уловимый запах, тот самый, который он почувствовал, когда провалился в камеру в этом храме. Запах незнакомых цветов, красивых, но, быть может, ядовитых…

В следующий момент Габлер понял, что это не тот зал, где ему довелось побывать. Да, он тоже был круглым, с гранитными стенами, но скамейки вдоль стен были не темными, а розоватыми, статуя намного уступала в высоте той, которая предрекла ему нехорошее будущее, и постамент излучал такое сияние, что в зале было светло, как погожим днем. Еще он понял, что лежит на чем-то жестком – вероятно, на гранитной скамье, и не исключено, что его в самом скором времени намерены принести в жертву беллизонскому божеству. Габлер напрягся, пытаясь подняться и невольно ожидая, что ничего не получится, как не получилось у него отлепиться от стены в прошлый раз… но ничего подобного. Сесть удалось без проблем. Он поставил ноги на пол, мимоходом отметив, что ни одежда его, ни обувь никуда не девались, повернул голову направо, потом налево – и замер. Оказывается, он был в этом зале не один. Через скамью от него сидели четверо, такие же неподвижные, как трехликая статуя в центре. Двое были ему знакомы, еще двое – нет.

Сердце пропустило

удар и забилось чуть быстрее обычного, когда он встретился взглядом с девушкой в длинном синем плаще. Габлер смотрел на нее и не мог насмотреться. Он любовался ее бледным лицом с узковатыми черными глазами, ее темными короткими волосами, на которых играли блики, ее губами, тоже бледными, но теплыми и мягкими – он просто чувствовал это, как сразу почувствовал тогда, в первую их встречу в приморской Александрии.

Низа… Анизателла…

Неведомо откуда пришли на ум слова – из какой-нибудь арты? Или когда-то их пел в кабацком застолье Граната?

Имя твое – птица в руке, Имя твое – льдинка на языке, Одно-единственное движенье губ, Имя твое – пять букв [25] .

Нет, четыре! Низа. Мягкое «ни» и звонкое «за». Ни-за… Низа…

Габлер сглотнул и опустил взгляд. Но только на мгновение. Он находился тут с официальным визитом, и неуместно было давать волю чувствам. Его послали сюда с вполне определенной целью, и нужно делать дело, а не стихи вспоминать…

25

Из стихотворения Марины Цветаевой «Имя твое – птица в руке…».

Беллизонцы смотрели на него и молчали, их лица были бесстрастными. Габлер невольно отметил, что зеленый плащ Энгилейнона и синий – Низы очень гармонично, как в спектре, дополняется фиолетовым плащом сидящего рядом с ней узколицего мужчины с тонкими губами и тяжелым взглядом чуть прищуренных глаз. А завершал композицию пожилой бородатый беллизонец в белом плаще с причудливым красным орнаментом. Именно этот жрец показался Крису главным, ведь белый содержит все цвета спектра…

Поскольку хозяева медлили с началом разговора, Габлер решил сам проявить инициативу – не очень-то уютно он себя чувствовал в этих каменных глубинах, под взглядами тех, кому вместе с сослуживцами-файтерами причинил зло.

– Приветствую вас, – сказал он, встав и машинально одернув свитер. – Я Кристиан Габлер. Уполномочен Администрацией Императора сделать вам предложение. – Он помолчал и слегка пожал плечами: – Вот, собственно, и все…

Четверка беллизонцев поднялась со скамьи одновременно, словно по какому-то сигналу. Жрец в белом плаще вышел чуть вперед, его темные глаза мрачно сверкнули.

– Тебе можно было и не представляться, Габлер, мы тебя знаем, – сказал он таким тоном, что Крису стало еще более не по себе. И, разумеется, общепринятое обращение «мистер» беллизонец опустил явно не случайно; вряд ли он был таким невеждой. – Перед тобой ондаллио Ориобеллиз, комдаллио Динирийнон, – последовал едва заметный поворот головы в сторону тонкогубого, – и небезызвестные тебе даллио Энгилейнон и даллиа Анизателла. Не скажу, что общение с тобой приносит радость нашим сердцам, так что мы готовы немедленно выслушать тебя.

Ориобеллиз сделал шаг назад, и служители горного храма столь же синхронно опустились на скамью. Габлер непроизвольно сжал кулаки от таких речей – мало того, что этот ондаллио изъяснялся напыщенно, так еще и не очень-то вежливо, – мысленно попросил себя сдержать эмоции и тоже сел. Скользнул взглядом по лицу Низы – это было не лицо, а камень и лед – и неожиданно для самого себя сказал:

– Мы вам тогда входные двери выломали… Можем поставить их на место, если вы не против…

– Справились без вас, – ледяным голосом произнес Ориобеллиз. – Это и есть предложение Администрации?