Оружие для Слепого
Шрифт:
Она расправила руки, ветер трепал свободный балахон, и на нем то проявлялись формы женского тела, то материя надувалась пузырем. Женщина была совсем близко, по, как это обычно бывает во сне, ноги Меньшова приросли к земле, сделались неподъемными. Воздух сгустился так, что даже трудно было шевельнуть рукой.
Но Николай все равно шагнул к женщине, чувствуя, как желание охватывает его всего, до кончиков пальцев. Движения его становились все раскованнее, воздух казался уже не таким вязким, ноги свободнее сгибались в коленях.
Он обхватил женщину, попытался сорвать с
И тут он увидел, что это Светлана Жильцова с тонкой раной на шее, уже почерневшей; с мертвенно-серого лица на него смотрели остановившиеся остекленевшие глаза. Николай почувствовал, что проваливается в песок, соскользнув с гладкого, отполированного волнами камня. Он закричал и тут же проснулся.
Произошло это как-то странно. Во сне он крепко зажмурился, а открыл глаза уже наяву. Холодный озноб пробежал по телу.
– Вот же, приснится… – прошептал Николай, тут же садясь в кровати.
Во рту было гадко, словно бы до этого он с полчаса сосал ржавую железяку. В сексуальном плане Меньшов был самым нормальным мужиком и никогда ни гомосексуальные связи, ни труположество его не привлекали. А сон случился на удивление богатым новыми ощущениями: даже сейчас, вернувшись к реальности, Николай помнил свои чувства, помнил так отчетливо, что казалось, будто во рту все еще хрустит мелкий песок, а руки ощущают шершавую ткань балахона.
Как всякий преступник, Меньшов был суеверен.
Такой сон не предвещал ему ничего хорошего, хотя объяснить его убийца не мог. Ему никогда раньше не снились жертвы собственных преступлений: ведь к убийству он относился как к работе и не испытывал никаких эмоций оттого, что отправил на тот свет очередную жертву.
И Николай потряс головой, отгоняя наваждение, и рассмеялся нервным смехом:
– Понял, понял к чему этот сон!
«Какой же я дурак! Вот уже две недели, как за делами у меня не было женщины. Залезть на бабу – вот удовольствие, которое мне еще доступно. Пока мне не сделали операцию, надо потрахаться от души, а то потом – швы… Завтра я уезжаю, а сегодня…» – Меньшов поставил телефон на колени и задумался.
Выбор был небогатый – встречался он лишь с одной женщиной, хотя иногда для разнообразия прибегал и к услугам представительниц древнейшей профессии.
В общем-то, идеальным вариантом для него сейчас было бы пригласить проститутку, но их Николай никогда не вызывал по телефону, всегда выбирал сам на улице, стараясь найти девушку, которую не пасли сутенеры. К чему давать наводку на свою квартиру? Да и нарваться можно: подсыплют тебе клофелина и обчистят. А деньги Меньшов всегда держал дома.
«Нет, придется звонить Кате», – решил Николай.
Этот вариант подходил ему. Еще не было
– Катю, пожалуйста, – бросил Меньшов в трубку, когда ему ответила мать его подруги. – Катя? Привет.
Встретиться сегодня не хочешь?
«Встретиться» Николай предлагал всегда у себя и только с одной целью, поэтому Катя ни о чем не спрашивая, коротко бросила:
– Можно. Когда?
– Приезжай прямо сейчас. Бери такси, я заплачу.
– Что-нибудь привезти?
– Себя, – хохотнул Николай и повесил трубку.
Разговор был таким же коротким, как и их обычные встречи.
«Да уж, сегодня надо постараться удовлетворить себя наперед», – подумал Меньшов.
К встрече он особенно не готовился – какое угощение, если у человека язва? Не молоко же вдвоем пить?
Он сразу же разложил диван, постелил свежую простыню, даже не стал заправлять одеяло в пододеяльник.
Когда занимаешься быстрым сексом, не мерзнешь, а разлеживаться после он не собирался. Катя была хороша еще и тем, что после близости всегда вспоминала о том, что у нее есть ребенок и спешила домой.
Сумку с оружием, документами и одеждой Николай убрал с глаз в платяной шкаф. О своем отъезде он решил подруге не говорить.
Такси вещь хорошая – если спешишь и денег не жалко. Через двадцать минут Меньшов уже открывал Кате дверь. Одета она была очень скромно, никакого намека па фривольность. Таких женщин мужчины на улице обычно не замечают. Никто и головы не повернет, когда она пройдет мимо: платок повязан так, что из-под него виден только овал лица, серый плащ, почти мужской по покрою – лишь маленькие вытачки, да застежка на левую сторону – скрадывает фигуру.
– Бледный ты какой-то, – вместо приветствия сказала Катя, раздеваясь.
Когда платок сполз на плечи, она тряхнула головой, попытавшись распушить недавно мытые, но довольно редкие волосы.
– Это я просто не выспался, – Меньшов принял плащ, повесил его на вешалку.
Катя присела на стул, сняла обувь, привычно открыла дверцу тумбочки и извлекла пару стоптанных тапочек. Зайдя в комнату, она улыбнулась:
– Ты и постель уже расстелил. Не посидим, что ли?
– Хочешь – посидим, – согласился Николай и отвернул край простыни, предлагая Кате садиться.
Его взгляд уже ощупывал женскую фигуру, широковатые бедра, довольно большую грудь, заметную даже под толстым свитером.
– Мы словно перед дальней дорогой, – сказала Катя, – сели на минутку и молчим. Дорога будет дальней или не очень?
– Как получится, – пожал плечами Меньшов и притянул ее к себе.
Руки, привыкшие нажимать на курок, затягивать рояльную струну на шее жертвы, не очень умело стащили с женщины свитер. Захрустела застежка-молния на юбке.
– Я сама, – Катя отстранила Николая.