Оружие победы
Шрифт:
Мы в КБ считали требования Артиллерийского управления чересчур завышенными, но были вынуждены считаться с ними. Муравьев разработал конструкцию ствола со свободной трубой, хотя и сложную в изготовлении, зато надежную в эксплуатации. Вышедшую из строя трубу можно было заменить другой даже в боевых условиях.
Владимир Дмитриевич Мещанинов проектировал для Ф-22 противооткатные устройства. От них зависит надежность и безотказность орудия при стрельбе. Нелегко было молодому инженеру, тогда еще с небольшим опытом, решать задачу, посильную только конструктору высокой квалификации, но другой кандидатуры у нас не было — все наше КБ было молодое, — да мы и планировали
Как и Муравьев, Мещанинов просчитал и перепробовал множество вариантов. Он хорошо знал, что от его темпов зависит ход работы Боглевского, Строгова, Ренне и других товарищей. Те уже начали нервничать, все чаще напоминали о графике, а график был неумолим. Но Владимир Дмитриевич хорошо усвоил правило: работать быстро, но не спеша, иначе недолго и напортачить. В конечном итоге его энергия, работоспособность, выдержка дали хорошие плоды.
Конечно, ни Боглевский, ни Строгов, ни Ренне не сидели сложа руки в ожидании данных Мещанинова. Они вели разработки, более точно формировали идеи своих агрегатов по материалам аванпроекта и материалам, поступившим от других конструкторов.
Разные характеры — разный стиль работы.
Василий Алексеевич Строгов, например, неспешно набрасывал кое-что на ватмане. Конечно, это была еще не люлька пушки, а как бы ее «мотивы» или заметки, мысли конструктора. Но как только Мещанинов и Муравьев выдали ему все данные, Василий Алексеевич повел работу широким фронтом. Наколол чистый лист ватмана и энергично начал наносить на него схему будущей люльки. Одна четкая линия за другой выходили из-под его карандаша. Движения руки были так рассчитаны, так натренированы за многолетнюю практику, что карандаш останавливался как раз там, где нужно, — не дальше и не ближе. Резинка Строгову не требовалась.
Совсем иная творческая манера была у Константина Константиновича Ренне, на долю которого, как уже говорилось, выпала компоновка вращающейся части пушки. Верхний станок связывает ее с нижним станком и ходовой частью, воспринимает и передает на нижний станок и ходовую часть все нагрузки, как при выстреле, так и на походе. Он должен быть прочным, жестким, компактным, малогабаритным, простым в производстве и легким. Чтобы создать такую конструкцию, требуется очень большое искусство, умение глубоко анализировать, смело принимать решения и увязывать их с решениями по другим агрегатам и механизмам, сопряженным с верхним станком.
Получив задание и исходные данные, Константин Константинович не спешил накалывать ватман на чертежную доску. Он формировал идею как бы на ходу, непрерывно общаясь с конструкторами, которые разрабатывали агрегаты, входящие во вращающуюся часть, и с Водохлебовым, который разрабатывал нижний станок. Когда же идея в его мозгу сформировалась, Константин Константинович сел за стол — на нем лежали картон, ватман, ножницы, стоял клей — и быстро воплотил свою идею в макет. Размеры, конечно, соблюдены не были, но все механизмы и агрегаты располагались в точности, как на будущей пушке. Все было очень наглядно, зримо. Макет произвел на всех хорошее впечатление. Теперь идею можно было переносить на ватман, заняться конструктивно-технологической компоновкой.
В этом у Ренне тоже была своя манера исполнения, свой почерк: он наносил на ватман только нужные ему контуры агрегатов и механизмов и в такой последовательности, какая ему требовалась, чтобы быстрее и точнее решить задачу. Неопытному человеку могло показаться, что Ренне очень скуп нанесенные им линии не давали полного представления
Я мог бы много рассказать и о других участниках нашего творческого коллектива. Каждый по-своему интересен, каждый — творческая личность. Но важно предупредить читателя: успех не всегда сопутствует таланту и отнюдь не все зависит от таланта. Не надо представлять себе дело так, будто все в КБ пошло как по-писаному. Чем ближе мы подходили к концу, тем больше обнаруживали в своем проекте недоделок, неясных и уязвимых мест. Кое-что удалось уточнить на ходу, но при испытаниях и даже при постановке пушки на валовое производство приходилось немало менять и переделывать. На беду нашу, работали мы без технологов. Не понимали они важности дела, которое доверил заводу Наркомтяжпром, и стояли в сторонке.
Конструкторы «выкладывались» до конца. Когда механический цех получил заготовки первых деталей, они часами не отходили от станочников, следя, как воплощается в металле их мысль, выраженная в чертеже. Но, чтобы создать хорошую пушку, одного старания мало. Нужны глубокие знания и опыт. Теорию мои товарищи знали хорошо; к сожалению, она не сочеталась с опытом конструирования и тем более с опытом разработки технологии. Особенно нам не хватало знания того, что называется службой пушки в армии. Все это сказалось впоследствии.
3. «Желтенькая»
— Какая пушка нужна армии?
— Тухачевский на стрельбах.
— Универсальные или специальные?
— Будни завода.
— Ф-22 «подает голос».
— Задача: успеть!
— «Желтенькая» в сарае: есть от чего прийти в отчаяние.
— Снова спор: пушки или ракеты?
— Накануне решающего дня. — Испытания: пушки и люди
1
События разворачивались с возрастающей быстротой. Не дожидаясь, когда окончательно будут сконструированы все агрегаты, мы вопреки тому, чему нас учили в академии, стали готовить рабочие чертежи и спускать их в цехи. Чертежи деталей, которыми занимались все, от конструктора до чертежника, отрабатывались с тщательностью, какая только была возможна.
Вскоре чертежи пачками пошли в цехи — сначала в заготовительные, а затем и в механосборочные. К этому времени появился приказ директора с указанием сроков изготовления трех опытных образцов пушки Ф-22. Конструкторы высказали пожелание, чтобы в приемке деталей в цехах участвовали и военные представители АУ. Как уже говорилось, пушку мы делали с разрешения Наркомата тяжелой промышленности. По существовавшему положению военпред принимал и контролировал только ту продукцию, которая делалась по заказу военного ведомства, но у нас были особые отношения с районным инженером Василием Федоровичем Елисеевым, возглавлявшим военную приемку на нашем и нескольких других заводах, а также со старшим военпредом Иваном Михайловичем Буровым. Это были люди технически очень образованные, принципиальные и высокопартийные. Обоих я знал много лет — мы вместе учились в Артиллерийской академии. С Елисеевым мы даже как-то вместе сдавали экзамены по физике. Классная черная доска была поделена вертикальной чертой на две половины: моя — правая, его — левая. Помню, преподаватель, принимавший у нас экзамен, спросил Елисеева: «А какие вы знаете фокусы?» Имелись в виду фокусные расстояния.