Оружие победы
Шрифт:
Мое выступление заняло много времени, но меня никто не перебивал. Когда я закончил, первым поднялся Кулик, хотя до этого ни разу не поднимался.
— Вы — недисциплинированный человек, — сказал он мне резко. И сел.
В чем заключалась моя недисциплинированность — ни я, ни другие так и не поняли.
После этого совещание закончилось. Его участники расходились по цехам и отделам, не получив от начальника Вооружения даже моральной
Но его приезд не прошел бесследно. Вскоре нам сообщили, что на войсковом полигоне начинаются повторные испытания пушки Ф-22. Почему, с какой целью?
Если начинаются повторные войсковые испытания пушки, которая успешно прошла первые испытания и была рекомендована на вооружение армии, присутствие представителей завода совершенно необходимо хотя бы для накопления опыта.
Ко времени нашего приезда на полигон комиссия, назначенная Артиллерийским управлением, была уже в сборе. Ее председателем был Владимир Давыдович Грендаль, высокообразованный артиллерист, культурный и обаятельный человек, о котором подробнее я расскажу позже. Все было готово, но по каким-то причинам испытания не начинались. Я ознакомился с программой — она почти ничем не отличалась от прежней. Тогда я обратился к Владимиру Давыдовичу может быть, он объяснит причину и цель повторного войскового испытания уже принятой на вооружение пушки?
Грендаль ответил, что это делается по настоянию нового инспектора артиллерии Н.Н.Воронова.
— По-видимому, он не доверяет первым войсковым испытаниям, которые проводились при прежнем инспекторе Роговском, так надо понимать? — спросил я. А про себя подумал: «Ну, что ж, у Воронова есть основания не доверять своему снятому с поста предшественнику. Я на его месте тоже, наверное, не слишком бы доверял». Но, по моему убеждению, для оценки служебно-эксплуатационных и тактических свойств пушки Ф-22 повторные войсковые испытания были не нужны, безусловно, они вызваны чем-то другим.
Воинская часть, выделенная для обслуживания пушек, усиленно занималась наведением внешнего лоска — первый признак того, что ожидается большое начальство, а мы, представители завода, томились в ожидании.
Вскоре прошел слух: приезжает сам комкор Воронов. И действительно, на следующий день Воронов прибыл. Прежде я никогда его не видел, знал только, что совсем недавно он вернулся из Испании, где был одним из советников при войсках республиканцев.
Высокий, подтянутый, он и по внешнему виду и по всему своему поведению был настоящим военным, строевиком. Впоследствии, когда мы познакомились поближе, Николай Николаевич признался, что влюблен в артиллерию, и при этом рассказал эпизод, происшедший в Испании.
Республиканское командование задумало провести наступательные операции одновременно на двух участках фронта. На одном сосредоточили танки и авиацию, на другом — артиллерию. Большинство военных наблюдателей и советников направилось на первый участок, полагая, что именно там будет достигнут успех, а Воронов — на второй, где сосредоточили артиллерию. И не прогадал. Массированный огонь заранее пристрелявшихся батарей заставил противника дрогнуть и открыл дорогу республиканской
— В тот раз я окончательно и бесповоротно убедился: артиллерия — самый мощный род оружия, — заключил Воронов.
Программа, составленная комиссией Грендаля, предусматривала решение почти таких же тактических задач боя и марша, что и на первых испытаниях.
Начали, как обычно, со стрельбы, и тут обнаружилось то, чего прежде не было и в помине: гильзы то и дело не экстрактировались, то есть не выбрасывались. Попробовали вынуть гильзу вручную, открывая затвор, — не вышло. Получалось так, что пушка есть, а стрелять из нее нельзя. Такого никто из нас не мог ожидать. Единственное, что оставалось в нашем положении, — применить разрядник. Требовалось деревянное древко диаметром миллиметров семьдесят и не менее пяти метров длиной. Отыскали в лесу подходящее деревцо, срубили, очистили от веток, вставили в канал ствола со стороны дульного среза. Сильными ударами удалось выбить застрявшую гильзу.
Нелегкую работу по выколачиванию гильз пришлось взять на себя нашему богатырю Ивану Степановичу Мигунову, который во время стрельбы носился от одного орудия к другому. Только и слышно было. «Мигунов, сюда! Мигунов, сюда!» И Иван Степанович с пятиметровым разрядником летел на зов.
Полуавтоматы отказывали очень часто, и «летать» ему приходилось почти непрерывно. Случалось даже, что в горячке он стремился всадить разрядник в канал ствола еще не выстрелившего орудия. К концу стрельбы он так изматывался, что после команды «отбой» валился на землю.
Но на этом наши неприятности не кончились, с этого они только начались: ведь гильзы не слушались полуавтоматов потому, что разрушались и по стенке и по дну; вырывавшиеся наружу газы оплавляли камору и некоторые детали затвора. Чтобы наладить работу затвора, нужно было разобрать его и зачистить эти детали. В общем, первая стрельба привела нас, заводских работников, в уныние. Последующие стрельбы не отличались от первой. Создавалось впечатление, что примененный нами полуавтоматический затвор копирного типа, наш «топорик», непригоден и, следовательно, пушка небоеспособна.
Но почему же на полигонных испытаниях, которых было очень много, и на войсковых затвор копирного типа работал безотказно? Решили изучить стреляные гильзы и патроны. Выяснилось, что это французские патроны; они были доставлены в Россию еще в 1915 году и лежали на складах в течение 22 лет. Срок большой, но в артиллерии длительность хранения боеприпасов была установлена в 25 лет, и даже после этого срока они должны служить безотказно. Значит, латунь, из которой сделаны гильзы, плохая, она утратила свои пластические свойства, потому-то гильзы и разрываются при выстреле.
Я доложил Воронову: патроны некондиционные, они не позволяют объективно судить о работе полуавтоматического затвора. Надо заменить французские патроны нормальными, кондиционными.
— Но в армии французских патронов столько, что на учебных стрельбах их не израсходовать, — ответил Воронов. — Что же, прикажете их выбросить? Нет, пушки нужно испытывать этими патронами.
— Было бы правильнее их забраковать, а гильзы пустить в переплавку, заметил я. — Во время войны мы такими патронами поставим наших артиллеристов в очень тяжелое положение.