Оружие страха
Шрифт:
Господи… Анечка, ведь вас было — двое?
В носу защипало. Я не плакала уже миллион лет.
Нет. Плакать я не собираюсь. Не дождетесь. Вместе со слезами уходит энергия. А она мне необходима. Для мести.
За двоих людей, которых я любила. И неважно, что со вторым я еще не успела познакомиться. Думаю, он был куда лучше вас. Я сдержала слезы.
Анька Волошина не покончила с собой. Где вы видели беременных женщин, бросающихся с девятого этажа?
Аньку Волошину убили. И я найду того,
Электрический свет резал глаза. Они и так болели оттого, что я отказывалась дать волю слезам. Повернув выключатель, я оказалась в кромешной темноте. Стало не по себе. Тоскливо и страшновато. Я поежилась. Где-то должны быть свечи…
Я вспомнила. Достала их из кухонного шкафа. Теперь освещение комнаты было мягким и призрачным. Самое время побродить здесь Анькиной душеньке.
Она так любила запах свечей!
Хватит, Танюха. Не позволяй себе расслабляться.
Рука потянулась к замшевому мешочку, где ждали своего часа мои магические кости.
«13+ 30+ 10».
«Держите под контролем свое настроение».
Даже не совет. Приказ. И ведь они правы как всегда! Если я не буду держать себя в руках… Нет! Это уж вам фигушки с маслицем!
Анька, ответь же мне, что с тобой произошло?
«17+ 3+ 30».
«Чтобы быть любимой, сами любите чисто и светло. Чистота души неразделима с ее святостью».
Загадочная фраза. Во-первых, святость относится явно к моей подруге. Но — любовь?
Неужели у Аньки была некая тайна, которую она скрывала от всех? Даже от меня?!
И еще — слишком часто выпадает тройка. Число Бога. Семерка — число судьбы. Если это сопоставить, то получается, что происшедшее с моей Анькой — фатальный случай?
А это означает, что Анна Волошина не покончила с собой…
Но — кто может привести меня к разгадке?
«13+ 2+ 25».
«В поисках счастья вам предстоит отправиться в необычное путешествие».
Наверное, мои мудрые друзья устали. Или им хочется отвлечь меня от грустных мыслей…
Какое путешествие? Какое, к чертовой бабушке, счастье?
Я вздохнула, сложила кости обратно в мешочек и посмотрела на свечу. Ее пламя было зеленым! Представляете?
По поверью, пламя свечи становится зеленым, если душа умершего рядом с вами!
Я оглянулась. Где-то рядышком со мной была моя Анька. И я улыбнулась в пространство, надеясь, что она заметит мою улыбку…
— Я найду их, Анна, — пообещала я ей, — обязательно…
Глава 2
Прощание с Анькой проходило в фойе театра. Народу было много. В основном школьные друзья и ее коллеги.
Я стояла, прислонившись к стене, и разглядывала публику, собравшуюся на последний Анькин спектакль. К
Люди подходили к ней, всхлипывая, прикладывая к глазам платок, а мне все это казалось до отвращения неправильным. Слава Богу, дирекции театра хватило ума включить любимую Анькину «Бразильскую Бахиану» Вилла-Лобоса. И теперь нежная, грустная мелодия, про которую Анька любила говорить, что это — воплощение ее, Анькиной, души, заполняла собой пространство скорби.
Ненавижу похороны. У них совершенно отвратительный запах. Сразу набегает толпа странных теток в черных платках, теток, которых умерший никогда не знал. Но эти тетки, с детства напоминающие мне ворон, откуда-то слетаются с невиданной быстротой и начинают превращать таинство смерти в лубочный фарс. Сейчас пока их не было. Но я начинала предчувствовать их скорое появление. Поэтому я подошла к Аньке, посмотрела в ее спокойное личико, поцеловала ее и сказала:
— До свиданья, милая… Думаю, скоро мы увидимся. Всего тебе хорошего в новой, небесной жизни.
Наверное, мое нестандартное прощание ужасно возмутило шествующую за мной женщину. Она окинула меня недоуменным взглядом.
Ну и ладно. Анька меня бы поняла. Ее никогда не тянуло к «серьезу».
Даже в отношении к смерти.
Я вышла во двор. Там толпилась группка молодежи. Они курили и тихонько переговаривались.
Достав сигарету, я пристроилась неподалеку от них.
Из театра вышел Игорь и, отыскав меня близоруким взглядом, двинулся в моем направлении с растерянной улыбкой на губах.
— Здравствуй, Танюша, — протянул он мне ладонь, — так странно видеть Аньку ТАМ…
Я поняла его. ТАМ Аньку видеть было еще как странно. Слишком она была живой. Эксцентричной. Вечно смеющейся. ТАМ ей было никак не место…
Он достал сигарету. Закурил, выпустил в воздух струйку дыма и молча прислонился к стене рядом со мной.
Какое-то время мы молчали. Просто не находили слов. Да и не особо нуждались в этих самых словах.
Игорь смотрел в небо, я бестолково внедряла свой взор в стену дома напротив.
Мимо пронесся режиссер Тихонович, с развевающимися за спиной власами, весь погруженный в сознание собственной гениальности и общественной значимости. Он шептал что-то под свой озабоченный нос. Впрочем, около Игоря он остановился, поднял на него недоуменный взгляд и, вспомнив, зачем он идет в театр на этот раз, начал соболезнующий плач, в котором явно слышались истерические ноты посмертного восхищения Анной Волошиной.
Игорь устало кивал, предоставляя Тихоновичу замазать хоть часть грехов, совершенных им по отношению к Аньке.