Ось
Шрифт:
Конечно, марсианка была права. Решившись «изучать» гипотетиков нетрадиционными методами, доктор Двали и миссис Рэбка повели себя не как ученые, а как паломники. В конце пути они ожидали то ли откровения, то ли искупления.
Та же жажда много-много лет назад чуть не довела до смерти и ее саму. Диана, связав свою судьбу с верой первого мужа, стала своего рода отшельницей. Тогда она и заразилась болезнью, от которой неминуемо должна была умереть, если бы не переход в то, что марсианин Ван Нго Вен назвал четвертой стадией, или зрелостью после зрелости.
Ей казалась, эта
Но, может быть, она ошибалась насчет того, что именно она оставила тогда за спиной, а что продолжала нести в себе, сама того не сознавая? Когда две линии на карте пересеклись, обозначая место, куда стремился Айзек, она впервые за долгие годы ощутила прежнюю жажду.
То же самое повторилось с ней, когда стало ясно, что Айзек способен считывать воспоминания давным-давно умершего марсианского мальчика, которого никогда не видел.
Она размышляла: гипотетики помнят Эша. Что еще они помнят?..
Ее брат Джейсон умер после попытки контакта с ними. Помнят ли они это? Неужели они действительно помнят Джейсона?
А если она спросит об этом Айзека, заговорит ли мальчик его голосом?..
Она сидела на кровати, выпрямившись, словно чувствуя себя за что-то виноватой. И тут стены мотеля задрожали и зашатались. Она в ужасе подумала: вот и все — крепость взята, небеса обрушиваются на стены.
Турк только успел зажечь свечу, как толчки прекратились.
Да, подумал он, старая китаянка оказалась права. Землетрясения!
Лиза сидела на кровати, завернувшись в одеяло.
— Ты в порядке? — спросил он. — Это просто толчки.
— Пообещай, что мы не останемся, — сказала она.
При свете свечи лицо и руки Лизы казались совсем бледными, какими-то неземными.
— Не останемся? — переспросил он, поморгав.
— Когда они доедут туда, куда хотят, — по резкому кивку ее головы Турк понял, что речь идет о Четвертых, — мы не останемся с ними, да? Поедем дальше? На западный берег? Как ты обещал?
— Разумеется. Чего ты боишься? Это всего лишь небольшой толчок. Лиза, ты же из Калифорнии — разве там не бывало землетрясений, как это?
— Турк, они безумны. Внешне они здравые и рассудительные люди. Но они сами устроили весь этот безобразный цирк. Я не хочу принимать в нем участия.
Турк подошел к окну — просто чтобы убедиться, что звезды не взорвались или еще что-то. Лиза была права: безумцы на марше. За окном лежала освещенная худосочной луной экваторианская пустыня, от одного вида которой начинаешь чувствовать себя маленьким.
Здание вздрогнуло еще раз. На краю стола задребезжала бесполезная лампа.
Айзек тоже почувствовал толчки, но они его даже не разбудили. В последнее время он подолгу спал, часто не понимая, где сон, а где явь.
Внутри него безжалостно вращались стрелки звездных
«Я люблю тебя», — шептала ему миссис Рэбка, когда никто, кроме него, не мог этого слышать.
Он не знал, что ей отвечать. Но этого и не требовалось. Миссис Рэбка словно и не ждала ответа: «Айзек, мальчик мой. Мой единственный. Люблю тебя…» — шептала она, после чего отворачивала лицо.
Что это могло значить?
А что значило то, что он, закрывая глаза, видел круговорот звезд или хоровод огней где-то в глубинах западной пустыни? Мог чувствовать их жизненную силу и мощь?
Что значило, что он мог слышать миллионы голосов — больше, чем есть звезд на небе? И что из всего этого множества он мог различить голос Эша, умершего мальчика с Марса? Это он вспоминал об Эше — или что-то вспоминало об Эше через него? С помощью выдыхаемого им воздуха вспоминало голос Эша?
Потому что — вот это уж Айзек знал точно — его предназначение, как и предназначение всех этих падающих с неба обломков машин, сбившихся со своих непостижимых орбит, заключалось в воспоминании.
Воспоминании чего-то большего, чем сам мир.
Он чувствовал его приближение. Кора планеты лопалась, и он ощущал ее содрогания сквозь фундамент старого здания, сквозь брусья, балки, полы, раму кровати и матрац, на котором лежал. Айзек содрогался заодно с ней, и его переполняла леденящая радость. Память и уничтожение неслись к нему одновременно с огромной скоростью, скачками длиной в континенты.
А он лежал и думал: «Наверное, это и есть любовь?..»
ЧАСТЬ V
В ГОСТЯХ У НЕ СКАЗАННОГО
ГЛАВА 25
Третье, и самое тяжелое, выпадение пепла случилось, когда они добрались до окраин владений нефтяных концессий — пустующего «краешка Нигде».
Об этом предупреждали в передачах, которые с переменным успехом ловил приемник доктора Двали. В Порт-Магеллане осадков выпало сравнительно немного. Зато на западе они осыпались густыми волнами, словно что-то притягивало их именно сюда.
К тому времени, как появились первые сообщения об этом, опасность была видна уже невооруженным глазом. Машина мчалась по шоссе. Впереди и позади горизонт выглядел одинаково плоским. Оборачиваясь назад, Лиза видела, как в небе над ним вскипают сине-черные облака.
— Надо опять искать где-то укрытие, — сказал Турк.
На юго-западе виднелись серебристо-черные силуэты буровых вышек «Арамко». Судя по всему, весь персонал с буровых был уже эвакуирован, и некоторые из вышек даже казались слегка накренившимися — хотя, возможно, это был всего лишь оптический обман. Турк все же опасался, что они могут охраняться, причем не только дистанционно, с помощью автоматики, но и вооруженными людьми.