Осада, или Шахматы со смертью
Шрифт:
На улице, где продолжается горячее обсуждение дебатов, Лолита и Санчесы подходят к Фернандесу Кучильеро, который стоит рядом с перуанцем Хосе Мехиа Лекерикой и другими американскими депутатами.
— Ваша новая система ознаменует нашу гибель, — набрасывается на него Мигель. — Если наши соотечественники в колониях будут сноситься с иностранными портами напрямую, мы, испанские негоцианты, не выдержим соревнования с их ценами. Вы что же, не понимаете этого? Нас заставят тратить больше, рисковать сильнее и в конце концов — разорят. То, что вы предлагаете, нанесет последний, смертельный удар по нашей торговле,
Депутат от Рио-де-ла-Плата с жаром возражает. Лолите Пальме нелегко узнать в этом златоусте того милого, чуть застенчивого юношу, которого принимала у себя в доме. Откуда и взялись это веское достоинство суждений, непривычная значительность повадки, твердость позиций?
— Не я предлагаю это. Говорить надлежит с теми, кто, невзирая на место своего рождения, хранит верность испанской короне. Как вы знаете, я не одобряю восстания в Буэнос-Айресе… Но это — веление времени, это — требование самой Истории. У испанской Америки есть свои нужды, но нет возможности удовлетворить их. Креолы требуют своей законной и свободной доли прибылей, а бедняки желают покончить с нищетой. Однако мы связаны по рукам и ногам давным-давно устарелой системой, за которую так упорно держится Полуостров. А она уже ничего не решает.
Улица Санта-Инес заполнена людьми, обсуждающими перипетии недавнего заседания, — люди переходят от одного кружка к другому, исчезают в дверях гостиницы, где кое-кто из депутатов, пользуясь перерывом, пьет прохладительное. Те, кто обступил американцев, стоят у ступеней часовни. Этот кружок — самый многочисленный и состоит по большей части из местных негоциантов. Лица их выражают беспокойство, тревогу, а иногда — и нескрываемую враждебность. Да Лолита и сама сегодня утром столько наслушалась о свободе торговли и англичанах, что симпатий к ним не испытывает. Все это кровно затрагивает и ее. Здесь решается, среди прочего, и судьба фирмы «Пальма и сыновья».
— Вам одного только и надо — налогов не платить! — восклицает кто-то. — Чтобы все вам одним!
Фернандес Кучильеро с полнейшим спокойствием оборачивается — одна рука в кармане сюртука — к тому, кто это сказал:
— Да как бы то ни было, это совершенно законно. Точно так же произошло и в тринадцати британских колониях в Северной Америке. Рыба, как известно, ищет, где глубже… А неуступчивость — дурная советчица. Однако они обманываются. Важно лишь следующее: те американские правительства, что раньше провозглашали себя частью Испании и сетовали только, что в этих кортесах представлены малым числом депутатов, осознали теперь, что они всего лишь колонии. И ныне лишь крошечный шаг отделяет их от провозглашения независимости. А вы как будто этого не понимаете… Моя отчизна — прекрасный тому пример. Я только и слышу речи о необходимости отвоевать Буэнос-Айрес, а не о том, чтобы вникнуть в причины, приведшие народ к возмущению.
— Есть, сеньор, есть еще и верные короне земли! Остров Куба, вице-королевство Перу и еще сколько-то.
Это вмешался Хосе Мехиа Лекерика. Лолита Пальма знакома с ним, потому что оба страстно увлекаются ботаникой. Порою встречаются в доме
— Нет, они не обманываются, — продолжает он со своим мягким выговором уроженца Кито. — Но многих в Америке еще удерживает страх перед возможным мятежом индейцев и чернокожих. В испанской монархии они видят гарантию порядка… Но как только почувствуют себя в силах справиться самим, там тоже все переменится.
— Нужна твердая рука, — вступает еще кто-то. — Нужно пригнуть головы мятежников под ярмо закона и законной власти. А воспользоваться иноземным вторжением и похищением нашего государя для провозглашения независимости — сущая подлость!
— Нет, простите! — восклицает американец. — Это шанс! Самый хаос, в котором пребывает Испания, облегчает дело. Даже здесь наши генералы, Регентство и хунты не могут прийти к соглашению о том, как вести войну, и знай поносят друг друга.
Повисает пауза. Все в замешательстве переглядываются. Мехия и сам, наверно, понял, что хватил через край, и водит рукой по воздуху, словно стирая свои последние слова.
— И это говорят депутаты наших кортесов! — с горечью произносит Мигель Санчес.
Американец оборачивается к нему, а дон Эмилио меж тем похлопывает сына по руке: уймись, мол, не нарывайся.
— Кому ж, сеньор, как не депутатам, и говорить об этом, — не без высокомерия отвечает Мехия. — Потому что в один прекрасный день нас будет судить История.
Подает голос еще один из толпы — Лолита знает его: Игнасио Вискайно, торговец кожами, доведенный восстанием в Рио-де-ла-Плата до полного разорения.
— Вы сговорились с англичанами, чтобы выставить нас из Америки!
Мехия, надменно усмехнувшись, поворачивается к нему спиной: отвечать считает явно ниже своего достоинства. К разъяренному Игнасио обращается Хорхе Фернандес Кучильеро.
— Нет, — поправляет он с учтивым спокойствием, — на самом деле мало кто намерен зайти так далеко. Это всего лишь порок системы. Косной, допотопной да еще и поврежденной войной. И катастрофическим следствием этого будет разрыв братских уз, которые должны соединять испанцев из Старого и Нового Света.
Кожевник сверлит креола бешеным взглядом:
— Вы еще осмеливаетесь называть себя испанцем?
— Естественно! И потому я здесь, в Кадисе, представляю вместе с моими товарищами обе отчизны, коим принадлежу. И работаю над созданием конституции, годной для обеих берегов Атлантики и несущей свободу людям здешним и тамошним. Конституции, способной положить конец привилегиям праздной аристократии, бездарного чиновничества и невежественного духовенства, взявшего непомерную власть. И потому я стараюсь спорить с вами, сеньоры, не теряя выдержки. И тщусь объяснить, что если эти узы порвутся, то — навсегда.