Осада Сотевага

Тертлдав Гарри Норман

— Некромантией? — воскликнул Зигабен. — Да ты, должно быть, ошибся.

Боннос отвесил поклон.

— Доброй вам ночи, господин мой. Я говорю истину. Коли не желаете прислушиваться к ней — ваше горе.

Он развернулся и вышел.

Упрямый старый ублюдок, подумал генерал, поплотнее укутываясь в шелковое покрывало. Да вдобавок безумец. У халогаев, запертых в Сотеваге, хватает других забот, чтобы еще трупы поднимать из могил.

Или… Зигабену вдруг вспомнился ответ Ульрора. Должно быть, северянин счел свою похвальбу пророчеством. Генерал

даже рассмеялся, подумав, как изобретательно его противник пытается обойти собственную клятву. Да только пути в обход не существовало. Северяне сражались храбро и упорно. Но против осадных машин отвага и стойкость стоили немногого. Через неделю — прибавить или отнять пару дней — видессиане войдут в Сотеваг. И вот тогда клятва Ульрора исполнится самым буквальным образом.

Все еще похихикивая, Зигабен повернулся на бок и заснул.

* * *

После бессонной ночи Ульрор вышел на башню посмотреть, как встающее солнце обращает морские воды в пламенеющий серебряно-золотой щит. Он горевал по погибшему Колскеггу, а еще больше — оттого, что его смерть оказалась напрасной. Теперь пойманному в ловушку собственных слов вождю оставалось лишь готовиться к неминуемой смерти.

Гибели Ульрор не боялся. То было общее свойство халогаев; слишком коротко они были знакомы со смертью, будь то дома или в дальнем походе. Но вот о бессмысленности гибели вождь сожалел глубоко. Если бы только он сумел вырваться, собрать соотечественников, рассеянных по всей Калаврии!.. Преследуя его, Зигабен сосредоточил здесь все свои силы, и стоит северянам ударить по нему скопом… В противном случае видессианин разделается с отрядами по одному, размеренно, как тачающий башмаки сапожник.

Ульрор скрипнул зубами. Все, чего он хотел, чего хотел любой хало-гай — это участок, достаточно большой, чтобы прокормиться с него и оставить сыновьям в наследство; да добрую северянку в жены, ну и еще парочку смуглых островных девок греть постель; да еще случай насладиться той роскошью, которую имперцы принимали как данность: вино, плод своей земли, ванна, белый хлеб вместо ржаного каравая. Если бы бог империи дал ему все это, Ульрор даже поклонился бы ему прежде собственных суровых божеств.

Но покуда Зигабен не совершит ошибки, ничего этого не будет. А Зигабен не имел привычки ошибаться.

Как пару дней назад, в небе хрипло крикнула чайка. В этот раз вождь халогаев сорвался от раздражения. Не успев подумать, он плавным движением вытянул стрелу из колчана, наложил и спустил тетиву. Ярость дридала его выстрелу силу. Птичий крик прервался. Чайка рухнула во Двор крепости. Ульрор мрачно проследил за ней взглядом. Жалкая вонючая тварь, подумал он.

— Хороший выстрел! — окликнул его один из воинов, подходя, чтобы подобрать птицу и отправить в общий котел.

— Стоять! — заорал внезапно Ульрор и ринулся вниз по лестнице. — Эта птица моя!

Воин воззрился на него, убежденный, что предводитель лишился ума.

В шатер Зигабена ворвался вестовой.

— Господин, — выдохнул

он, не обращая внимания на злобный взор оторванного от завтрака генерала, — над главными воротами Сотевага висит знак перемирия!

Зигабен вскочил так поспешно, что перевернул складной столик, ринулся вслед за вестовым, чтобы самому узреть такое чудо.

И верно: над воротами свисал с копья белый щит.

— Струсили под конец, — предположил вестовой.

— Может быть, и так, — пробормотал Зигабен.

Непохоже на Ульрора сдаваться так позорно. Что за план мог придумать халогайский вождь? На стенах его не видели уже несколько дней. Может, он готовится к последней отчаянной вылазке, надеясь убить Зигабена и ввергнуть в смятение видессианскую армию?

Предвидя подобное, генерал приблизился к крепости только в сопровождении отряда щитоносцев — достаточно, чтобы вывести его живым, если халогаи пойдут в атаку.

— Ульрор? — крикнул Зигабен, подойдя достаточно близко. — Что ты мне хочешь сказать?

Но Ульрор не вышел к щиту перемирия. Его место занял костлявый седоволосый халогай. Он долго взирал на Зигабена в молчании, а потом спросил:

— Имперец, есть ли у тебя честь?

Зигабен пожал плечами.

— Если ты задаешь такой вопрос, поверишь ли ответу?

Невеселый смешок.

— Хорошо сказано. Пусть так. Сдержишь ли ты свое слово, отпустишь ли нас, коли мы сдадим тебе Сотеваг и доставим Ульрора?

Видессианский генерал едва удержался, чтобы не завопить от радости. В обмен на Ульрора он готов был сохранить жизнь нескольким сотням безликих варваров. Но Зигабен был слишком опытным игроком, чтобы выказывать нетерпение.

— Покажи мне Ульрора, — потребовал он, выдержав паузу, — чтобы я видел, что он у вас в плену.

— Я не могу, — ответил халогай.

Зигабен развернулся, намереваясь уйти.

— Я не ребенок, чтобы играть с тобой словами, — бросил он.

— Ульрор мертв, — отозвался северянин. Зигабен остановился, а халогай продолжил: — Неделю назад его поразила лихорадка, но он боролся, несмотря на нее, как подобает истинному воину. Вот уж четыре ночи, как он скончался. Теперь, когда его нет, мы спрашиваем себя, зачем нам отдавать свои жизни, и не находим ответа.

— В том нет нужды, — охотно поддержал его Зигабен.

Неудивительно, подумал он, что северяне пытались прибегнуть к некромантии. Но Ульрор хитер; кто знает, на какие козни он способен, чтобы придать убедительности очередному трюку?

— Я сдержу свою клятву, — возгласил видесский генерал, — на одном лишь условии: каждого из ваших людей, кто покинет Сотеваг, проверят мои волшебники — не Ульрор ли перед нами под личиной чародея.

Халогай-парламентер сплюнул.

— Делай, как пожелаешь. Это право победителя. Но говорю тебе: ты не найдешь Ульрора среди живущих.

Еще час ушел на то, чтобы обговорить детали. Зигабен был снисходителен. Почему нет, если великий вождь северян мертв, а Сотеваг вот-вот вернется в руки имперцев?