Осень Атлантиды
Шрифт:
«Не понимаю…» — она еще и еще раз, потратив много сил, «прошла» по этим нитям. Тщетно. Информации не было.
Таллури вздохнула: то ли навык сканирования был утрачен, то ли у нее сейчас слишком мало на это сил. Впрочем, мешало что-то еще, касающееся, похоже, самого Ториса…
Таллури забралась в его кресло, сжалась в комок: «Торис — полет к Энгиусу — Таллури», — необходимо вычленить то, что «мешает».
Еще и еще раз: Торис — Энгиус — Таллури. Торис — Энгиус. Энгиус — Таллури. Полет — Энгиус — Таллури. Полет — Торис… Стоп! Вот
Она не стала доискиваться до причин, до понимания сути. Этого в данный момент не требовалось, да и силы окончательно иссякли. Достаточно того, что стало ясно: полет состоится, но состоится без господина Нэчи.
И Таллури, наскоро собравшись, отправилась в Университет.
Климий был занят на каких-то очередных раскопках, и довезти вызвался Нэфетис.
— Дорога займет часа два, — узнав о расчетном месте, прикинул он. — Зато места красивые — долина реки, потом предгорья. Очень красивые. Устраивайся впереди, рядом со мной, поболтаем, — почти застенчиво улыбнулся он и добавил: — Мы с Рамичи ужасно рады, что ты вернулась. Ты даже не можешь себе представить, насколько мы рады!
— Как она?
— Хорошо, — глаза Нэфетиса осенило какое-то особое, нежное чувство: — Мы ждем второго ребенка. Первенец — девочка. Теперь, надеюсь, будет мальчишка.
— Она хорошо себя чувствует? — спросила Таллури, немного смущаясь оттого, что не была уверена, что именно было бы уместно спросить.
Нэфетиса ничуть не удивил ее вопрос.
— Да, всё очень хорошо! — радостно подтвердил он, закладывая крутой вираж при подъеме. За эти годы он не изменил своей манере пилотирования. — Если не считать, что Рамичи сейчас невероятно капризна. Но это пройдет, — уверил он тоном многоопытного отца семейства.
Он рассказывал о том, как они с Рамичи работали эти годы, как подружка грустила по Таллури и плакала из-за этого, что та перестала приходить, а потом родилась их дочурка, и Рамичи некогда стало много грустить; еще рассказывал о том, как уютен их дом и как хорош сад… о многом. Таллури почти не слушала. Лишь улыбалась и кивала, возможно даже, невпопад.
Как же давно она не летала! Таллури с наслаждением смотрела в окно, вниз, на проносившиеся мимо окраины Города, потом — окрестные поля, порыжевшие под дыханием осени, мелкие речушки и перелески — пронзительно яркие и свежие в осеннем прохладном воздухе. Осень. В Атлантиде осень.
— Как красиво, — прошептала она.
— Что? — не расслышал Нэфетис.
— Я говорю — красиво. Прости, привыкла говорить еле слышно.
— Сама с собой? — с грустным пониманием откликнулся Нэф.
Таллури кивнула.
— Помолчим? — деликатно предложил он.
— Нет уж, намолчалась, — фыркнула она. — Но сначала я послушаю тебя, расскажи еще что-нибудь.
Он заговорил вновь. Таллури получала огромное удовольствие и от голоса друга, и ровного шума мотора, и едва слышного
Свист ветра.
Тишина. Тишина. Тишина!
И только свист ветра.
— Таллури…
— Что случилось?
— Таллури, беда, — глухим голосом вдруг прошептал Нэфетис.
— Мотор?..
— Не работает, мы планируем! — Нэфетис судорожно щелкал тумблерами.
На панели управления перед Нэфетисом не горело ни одного огонька — панель была мертва. И двигатель молчал мертво. Латуфа двигалась по инерции, но в ее болезненном, неровном движении уже угадывалось скорое… неужели?., падение.
— Что же это, Нэф?
— Не знаю. Но это не латуфа. Это что-то с энергоцентром!
— Но ведь даже не было экстренной команды «к посадке»!
— Не было. Ничего не было. И слышишь, какой-то страшный грохот издалека? Да-да, случилось нечто ужасное! Таллури! — вдруг воскликнул он, снимая руки со штурвала.
Сначала она не поняла, что он делает, потом увидела — Нэфетис, лихорадочно торопясь, стаскивает с руки золотой браслет, а с пальца — кольцо — печатку и вынимает монеты из кармана летной куртки:
— Вот, если ты останешься жива, отдай Рамичи!
Латуфа накренилась.
— А если ты останешься жив, — она вцепилась похолодевшими пальцами в обшивку латуфы, — передай господину Нэчи, что… впрочем, он всё знает. Уже знает: он слышит меня.
«Да, Торис, ты слышишь меня, — латуфа уходила в штопор. — Любимый, всё произошло быстрее, чем мы думали, а я все-таки немного надеялась… Ну, что поделаешь. Прости, что обманула тебя, улетев с Нэфетисом, но, видишь, так было нужно! Ты жив и знай, я ни о чем и нисколечко не жалею! Люблю тебя!»
Темнота. Ни проблеска.
Темнота и тишина.
Звуков нет. Никаких.
Совсем нет звуков.
Боль. Очень больно!
Таллури застонала, но боль внезапно кончилась — так обрывается звук на высокой ноте. И тут же «услышала» господина Нэчи:
«Я здесь, детка, я помогу. Но двигаться не пробуй».
Он здесь, он общается с ней, значит, сейчас всё разъяснится. Таллури попыталась разлепить губы, открыть глаза. Ничего не получалось. Странное ощущение: она будто забыла, как это делается. Невозможно оказалось даже вспомнить порядок действий, словно не было тела.
«Торис, я жива? Что со мной?»
Он ответил не сразу, и его голос был полон бесконечного страдания:
«Ты, точнее — твое сознание, на Пороге. Между жизнью и смертью».
«Я… разбилась?»
Он ответил, как простонал:
«Да, мой ангел».
Пока было не очень понятно, как же они общаются, и Таллури уточнила:
«Но ты здесь, со мной?»
«Я буду с тобой некоторое время, детка. Мы с тобой всегда слышали друг друга, и теперь я смогу помочь тебе удержать сознание и пообщаться с людьми, оставшимися в этой реальности. Ты успеешь проститься с этой жизнью, а еще — поговорить с Великим наставником».