Осень бедствий
Шрифт:
Не бросишь малявку и не отправишь абы с кем. Это как убить...
Но и найти сразу кого-то порядочного - нереально. Быстро найти - и то чудом покажется.
Вот кто бы Яне объяснил, в какое место уползает порядочность, когда начинаются беспорядки? Люди сразу вспоминают, что своя шкура ближе к телу, что они произошли от обезьян, и что съеденный банан лучше несъеденного. И начинается такое...
Ей-ей, мечтаешь стать удавом Каа и сожрать всех этих бандерлогов!
Цинично сожрать, с
Увы. Мечты, лишь мечты...
Мимо переулка Яна вообще прошла чисто случайно. И только чье-то бормотание заставило ее сменить курс.
Так бы она и наплевала на все. Подумаешь - грабят! Не убивают же!
Или - уже? Звук удара, всхлип...
Яна махнула на все рукой - и свернула в переулок.
Ну да.
Трое бандерлогов ощипывают местного Маугли. Кто б сомневался? Ну а раз свернула... дальше Яна не колебалась. Или ты - или тебя. Или проходи мимо, или стреляй первой.
Закон Дикого Запада в действии. Закон Дикого Запада - действенен!
Яна честно предложила подонкам убраться дальше, чем она видит. Но ее словам не вняли. Увы.
Первую пулю получил тот, кто стоял ближе других к Яне. Вторую тот, кто был ближе к пострадавшему. Третья досталась третьему. Насмерть. А нечего дергаться, когда в тебя стреляют!
Яна целила в грудь, а попала в лоб. Мужик как раз пригнулся, собираясь броситься на ее, и словил пулю прямо в макушку. Целилась бы - так не попала! Судьба.
– Тебе, Хелла. Приятного аппетита.
Спасенный застыл памятником самому себе.
Яна цапнула его за руку.
– Ноги!!!
Сунула револьвер обратно в карман - и потянула за собой пострадавшего. Кто его знает... выстрелы все же. Городовых тут с начала революции нет, но мало ли кто набежит на поживу?
Лучше убраться с места происшествия.
Борха двигался за женщиной, как сомнамбула. Ноги переставлял, но разум включился намного позже, в какой-то забегаловке.
Яна лично поставила перед ним рюмку с выгонкой.
– Пей!
Борха опрокинул ее - и охнул. Отправил в рот ложку квашеной капусты, выдохнул... в голове чуть прояснилось, потом тепло ударило в желудок, разошлось по телу, перестали дрожать колени.
– Спасибо вам, тора!
Яна скрипнула зубами.
Маскируйся, не маскируйся, а в ней за версту узнают тору. И это не волосы - косу она убрала под куртку. А что тогда?
– Не за что. Пойдем, провожу до дома. А то опять прицепятся...
– Тора, вы...
– Вооружена и очень опасна, - хмыкнула Яна, вспоминая плакаты.
– Вы мне жизнь спасли!
Яна пожала плечами. Спасла - и спасла, не все ж ей убивать? Пусть и доброе дело на ее счет запишется.
–
Борха послушно хлопнул еще одну рюмку.
Непьющему эфрою хватило.
И адрес назвал, и разрешил Яне себя провожать, и всю дорогу жаловался на родных.
Не понимают!
Уезжать не хотят!
Он разрешение достал! Деньги на отъезд есть! Что еще нужно!?
Нет, не хотят... а свою голову людям не приделаешь. Но как это обидно, когда родные тебя не понимают! Как больно!
Как несправедлива жизнь!
– Нини, можешь порадоваться.
– Да?
– Может быть, на днях ты уедешь.
– Куда? Яна!?
– В Свободные герцогства. В Альден. Советую.
– Яна!
– Ты против эфроев ничего не имеешь?
– Эф-ро-ев?
– Ага. Поедешь с ними. Перекрасим тебя, загримируем, и поедешь.
– Яна, это немыслимо!
– Можешь оставаться. Погибнуть здесь, оно куда как лучше. И главное - так благородно! Может, потом даже канаву позолотят!
– Какую канаву?
– В которую твой труп сбросят! Золотым забором обнесут и зевакам показывать будут.
– Ты злая...
– Не я такая, жизнь такая.
Нини надулась, но Яна не собиралась обращать внимания на ее нежные чувства. Лапами грести надо, лапами! Надо уезжать - поедешь! Хоть чучелом, хоть тушкой, как в том анекдоте! И с эфроями, и загримируешься, и по-эфройски заговоришь! Понадобится - еще не так раскорячишься!
Но раз уж девчонке требуется время, смириться с обстоятельствами - пусть. Получит она пару дней, а потом Яна впихнет ее в поезд - и переведет дух.
Хоть один человек из жизни Анны будет в безопасности. И можно будет рвануть в Звенигород.
– Творец, прими душу чада своего в ладони свои, обереги ее и сохрани для долгой дороги...
Поминальная молитва читалась с душой.
Старенький священник молился за несчастного императора и его семью, и сам чуть не плакал.
Как же так?
Как же это?
Тор Изюмский не плакал. Не клялся отомстить, не ругался, не...
Он был занят. Он слушал доклад.
Да, стоило бы отдать последний долг мертвому императору, но Петер УЖЕ мертв, ему уже все равно, а под началом тора живые люди. Которые от него зависят.
Значит - нужна информация. Вот, ее для тора и добыли.
Картина складывалась интересная.
Петер с семьей и несколькими доверенными слугами, не бросившими господина в беде, жил в небольшом доме, за городом. Выезжать им не разрешалось, продукты доставляли на дом...
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
