Осень и Ветер
Шрифт:
— Он детский врач, Ева. Ну, детский хирург, если быть точнее.
Наиль — хирург?
Сглатываю — и в голову разом, словно цунами, вторгаются все слова Ветра, которые он рассказывал о своей работе. Мой Ветер — тоже детский хирург. Может быть, поэтому провидение так упорно складывает их в одно целое?
Я умалчиваю о том, что детский хирург — не то же самое, что педиатр, который знает, как максимально эффективно лечить насморк или первые признаки простуды, но с этим я и так научилась справляться. Хотя Ян прав: мне будет спокойнее.
«Тебе просто хочется его
Он не Ветер, конечно же не Ветер — таких совпадений просто не бывает, но если я рассмотрю его немножечко лучше, мне будет проще представлять с его лицом другого, невидимого мужчину. И это в самом деле звучит как бред сумасшедшей.
Каким образом в моей спокойной жизни, из которой я выкорчевала всех мужчин, их вдруг стало сразу так… много?
— И куда же мы поедем? — спрашиваю я, наконец, чувствуя некоторое расслабление.
Пытаюсь убедить себя, что дело просто в ароматном теплом кофе со вкусом молотого фундука, но в действительности я просто пытаюсь представить, что было бы, окажись Ветер и Наиль одним человеком. Готова ли я увидеть за красивым голосом реального человека? И почему наша реальная встреча, пусть и невозможная, даже сейчас вызывает у меня грусть?
«Потому что он сказал, что реальность все испортит».
— Мы поедем в Аспен, — говорит Ян. В подробностях расписывает прелесть нескольких горнолыжных курортов, прекрасный сервис, вкусную еду и супервежливый персонал. Говорит, что снял кондо-хаус, потому что компания будет большая, и что с отдельной кухней и несколькими ванными нам с Мариной будет комфортно, как дома. Он предусмотрел абсолютно все. Как будто знал, на чем я могу споткнуться. Фактически, не оставил мне выбора, кроме как согласиться. И хоть отказать я все равно могу, это будет сильно смахивать на истерику.
— Мне с дочерью нужна отдельная комната, — говорю я. — И мне бы хотелось оплатить свою часть раходов.
Ян смотрит на меня так, будто я предлагаю устроить оргию и требую для себя главную роль. Ему требуется минута или даже больше, чтобы переварить мои слова.
— Ева, ты меня в тупик ставишь, — говорит немного раздраженным голосом. — Я приглашаю — я оплачиваю. В чем проблемы?
Проблема только одна: я не хочу быть обязанной. Мне не шестнадцать лет, чтобы не понимать — Ян собирается уложить меня в постель. Эта настойчивость не может быть просто ради выражения платонических чувств. А я буду чувствовать себя комфортнее, если буду знать, что никому ничего не должна, и в любой момент могу собрать вещи и уехать.
— Никаких проблем, Ян, это просто условие моего душевого спокойствия и залог хорошего настроения.
— И никаких компромиссов, я так понимаю? — продолжает хмуриться он.
Я отвечаю спокойной улыбкой.
— Иногда я ненавижу эмансипацию, — бормочет он. — Хорошо, Ева, если ты согласна поехать только на таких условиях, а я хочу, чтобы ты поехала, пусть
— Ну какой же ты папик без живота? — шучу я, чтобы сгладить напряжение.
Остаток нашей встречи мы посвящаем обсуждению деталей поездки: мы летим чартером без пересадок, а из аэропорта еще несколько часов на машине. Хорошо, что я давным-давно сделала нам с Маришкой загранпаспорта: прошлым летом мы ездили в Грецию, плескаться в море — у дочки, как и у меня, фантастическая способность подхватывать простуда даже там, где ее нет и в помине. Вопрос с разрешением решился просто: заявлением в милицию о поисках отца. Сразу после нашего развода Андрей укатил в Италию, и я прекрасно знала, что никакая полиция его не найдет. Поэтому сразу выложила все, как есть. Получила справку — и концы в воду.
После обеда Ян проводит меня до машины, опережая моего водителя, открывает дверцу.
— Ты точно не передумаешь? — Он вел себя безупречно, поэтому сейчас, когда протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке, я позволяю эту нежность. По глазам вижу, что Ян доволен.
Но мне все это безразлично. Даже хочется что есть силы тряхнуть саму себя, спросить: какого черта, Ева? Что не так? Вот он — мужчина, который может осчастливить любую женщину, и ему совсем незачем добиваться внимания матери-одиночки. Но… у меня ничего не дрожит внутри, не вспыхивает, не щекочет. Ничто не подталкивает к более тесному контакту. Я просто выдерживаю эту ласку: мне не противно — мне никак.
— Не передумаю, Ян, — говорю я и ныряю в теплый салон. Улыбаюсь на прощанье Яну и обещаю позвонить завтра.
— Куда едем, Ева Дмитриевна? — спрашивает водитель.
Если бы я знала?
— Магазин «Этюд», — вдруг вспоминаю я. И сразу же соображаю, что Ветер даже не назвал адрес. — Знаешь, где это?
Вадик, водитель, озадачено морщит лоб, а потом, глядя на меня в зеркало заднего вида, оптимистично говорит:
— Найдем, Ева Дмитриевна.
Глава восемнадцатая: Осень
И находит — он такой один на весь город, и не особо далеко. Собственно, на квартал ниже детской больницы. Тут мы лежали с Маришкой, в прошлом году, с осложнением после гриппа. Почему-то сейчас в моей голове вертится мысль о том, не сталкивались ли мы раньше — я и мой Переменчивый Ветер. Может быть совершенно случайно, в коридоре или на крыльце. Сейчас уже бессмысленно пытаться вспомнить: тогда мне было не до случайных докторов.
Я захожу в магазин, с наслаждением вдыхаю запах свежей типографской краски. Это книжный и почему-то я совсем не удивлена. Небольшой магазинчик, совсем не похожий на громадные павильоны. Сразу видно, что ассортимент здесь подбирают очень тщательно, для души. И вот тот пожилой мужчина за прилавком — хозяин. Когда я подхожу, он как раз аккуратно перекладывает книги в стопку: делает это медленно, никуда не торопясь, наслаждается процессом.