Осень Овидия Назона(Историческая повесть)
Шрифт:
Как ни труден и далек был путь до Херсонеса, но настал день, когда они причалили к просторной гавани, где стояло несколько судов, прибывших из разных стран. Получив небольшое вознаграждение за работу гребца, Дорион забрал свою корзинку, где были сложены вещи, посланные Фабией мужу, простился с гребцами и отправился на поиски корабля, идущего в Пантикапей. Он узнал, что бывают здесь суда из Пантикапея и что можно дождаться случая. Но для этого нужно побыть в Херсонесе несколько дней.
«Это не беда, — подумал Дорион. — Это даже хорошо. Я отдохну, посмотрю на красивый греческий город, воздвигнутый пять веков назад, и прибуду к дому отца в добром настроении. Это даже лучше, чем если бы меня дожидался корабль
Был теплый солнечный день. Цвели олеандры, темнели высокие кипарисы. Из-за оград домов свисали зеленые косы ивы. Дорион увидел храмы на холме и понял, что и здесь есть свой акрополь. Он остановился у мраморной статуи богини Девы и подумал: «Тут видна рука греческого ваятеля, как это приятно». Он пошел дальше и постоял у статуи бога Диониса. Неподалеку можно было поклониться могущественному Гераклу. Несколько мраморных ступеней вели к рынку. Навстречу шел богатый грек в нарядном плаще, за ним следовал раб с поклажей. Повар с бритой головой в короткой белой одежде, замызганной на кухне, так похож на повара из дома Праксия. Он нес корзину, полную зелени. По земле тащился хвост огромной живой рыбы. Она билась и хлестала по белым камням, выстланным вдоль улицы, ведущей на агору. Дорион поспешил к мраморной статуе, поставленной в центре рынка. Надпись на постаменте гласила:
НАРОД ПОСТАВИЛ СТАТУЮ АГАСИКЛА, СЫНА КТЕСИЯ.
ПРЕДЛОЖИВШЕМУ ДЕКРЕТ О ГАРНИЗОНЕ И УСТРОИВШЕМУ ЕГО.
РАЗМЕЖЕВАВШЕМУ ВИНОГРАДНИКИ НА РАВНИНЕ.
БЫВШЕМУ СТЕНОСТРОИТЕЛЕМ.
УСТРОИВШЕМУ РЫНОК.
БЫВШЕМУ СТРАТЕГОМ.
БЫВШЕМУ ЖРЕЦОМ.
БЫВШЕМУ ГИМНАСИАРХОМ.
БЫВШЕМУ АГОРАНОМОМ.
Дорион с интересом посмотрел на красивое и строгое лицо Агасикла и подумал, что человек достойно прожил свою жизнь, если триста лет бережно хранят эту статую, призванную увековечить его благородные дела. Значит, здесь была его отчизна.
Шумный рынок был богат товарами из дальних заморских стран и многими изделиями местных ремесленников. Тут и пестрые ткани из далекой Индии, и серебряные кубки из Ктесифона, и керамика из Афин. А вот и ювелир из Коринфа, а рядом с ним винодел из деревни, расположенной вблизи храма Аполлона в Дельфах. Он громко расхваливает свое вино и деревню. Небольшие тележки, запряженные осликами, доставили сюда корзины свежего винограда, арбузы и дыни, глиняные сосуды и изделия из кожи. Богатая и красивая агора, отличный театр. Вот кричит глашатай, приглашая на игры бестиариев-звероборцев. Повсюду объявления о прошедших театральных представлениях. Дорион остановился у подковообразного ступенчатого сооружения, вырубленного в скале, словно специально созданной для этого богами, и спросил прохожего, сколько же зрителей собирается в этом театре?
— Три тысячи зрителей бывают здесь постоянно уже более трехсот лет, — ответил прохожий и поспешил к продавцу костяных номерков, на которых были указаны места.
Дорион последовал его примеру и тоже купил себе место на очередные игры.
«Здесь можно жить нисколько не хуже, чем в любом греческом городе. Если бы удалось сюда переехать моему господину Овидию Назону, было бы легче переносить изгнание. — Так размышлял верный друг Овидия Назона, его переписчик Дорион, который очутился в этом городе только потому, что потерпел неудачу в своих попытках добраться до неведомого сурового берега, где был город гетов и сарматов — Томы. — Теперь, когда я своими глазами увидел красивый город Херсонес, я могу обо всем рассказать господину, и пусть он хлопочет лишь о переезде сюда, это будет легче, чем добиться полного освобождения».
Когда Дорион проголодался, он поспешил на агору, где было множество продавцов с дешевой едой для простолюдинов. У него было мало денег, неизвестно было, скоро ли пойдет корабль в Пантикапей, нужно
Проходя по торговым рядам горшечников, Дорион в задумчивости остановился у одного продавца, который расхваливал свои краснолаковые блюда, так похожие на посуду в доме отца, что сердце даже забилось. Он остановился и стал рассматривать большое блюдо, украшенное рельефом. Дориону вдруг захотелось купить это блюдо, но он так беден, что и помышлять об этом невозможно. И вдруг его окликнул продавец:
— Купи это блюдо, оно украшено с душой. Мой друг Фемистокл хвалил меня за это.
Уставившись на Дориона, Гордий вдруг в изумлении воскликнул:
— Да не Дорион ли это, сын моего друга Фемистокла? Я помню тебя мальчишкой, но узнать все же можно.
— Ты угадал, друг наш Гордий. Я оказался здесь на пути в Пантикапей.
Они обнялись и долго рассказывали друг другу о своей жизни. Злоключения Дориона поразили Гордия. Он был в ужасе, представив себе, что было бы с другом, если бы сыну его не удалось убежать от разбойников на необитаемом берегу Понта.
— Я счастлив, что очутился на этой агоре. Раз в году я непременно приезжаю в Херсонес поторговать. Моя керамика пользуется здесь большим успехом. Через несколько дней прибудет корабль из Пантикапея, и мы уплывем на нем, Дорион. Все будет хорошо. А пока ты будешь жить в доме моего старинного друга. Он торгует вином. У него большой дом и найдется место для двоих. Об оплате не тревожься, я позабочусь. Настанет день, когда и ты сможешь позволить себе разъезжать, не считая денег. Поверь мне, Дорион. Отец твой завален работой. Он стал очень известным в Пантикапее. Его знают и судьи, и грамматики. Нечасто здесь встречается переписчик, столь образованный, а ты, как я слышал, намного превосходишь отца. К тебе обратятся поэты, и ты расскажешь им о Публии Овидии Назоне.
— Так думает отец, — отвечал Дорион, — но я другого мнения. Отец превосходит меня. У него редкостное сочетание знаний, благородства и житейской мудрости. Я виноват перед отцом, заставил себя ждать целых пять лет. И вот боги позаботились, приблизили наше запоздалое свидание. Кто знает, сколько еще пришлось бы ждать, если бы я застрял на злосчастном берегу. Однако не чудо ли, что я встретил тебя на этой агоре, Гордий? Ведь мог пройти мимо, даже не увидев тебя, а ты мог не заметить меня. И вот блюдо с рыбами, точно такое, какое мы с дедом Харитоном когда-то купили в твоей лавке на Керамике. Это блюдо напомнило мне дом отца и Афины. Сердце мое встрепенулось, словно я сейчас могу подбежать к дверям дома и увидеть всех моих близких.
— Теперь уже недолго ждать, — промолвил Гордий и тихонько смахнул слезу.
Судьба семьи Фемистокла постоянно напоминала о себе своими бедами. Ему было обидно за друга. Узнав теперь, что Дорион напрасно трудился четыре года и что намерен снова заработать деньги для поездки к господину, взволновался так, будто с ним самим произошло несчастье.
— За что такая несправедливость? — спрашивал он Дориона. — За что ты оказался в такой опасности. Ведь стремился ты в дальние края не для наживы. Ты не украл чьи-либо деньги и не бежал с ними. Ты тяжким трудом собрал деньги, чтобы помочь господину. Не отцу, не брату, а богатому господину, известному каждому римлянину и каждому греку. Нет, нет. В моей голове не укладывается вся эта печальная история. Я-то знаю, как ждал тебя каждый день и каждый час твой отец. Как он горевал о несчастье Назона, будто это его собственные беды. Но я боюсь, глупая голова. Я не пойму, как допустила Фабия, чтобы ты зарабатывал деньги на эту далекую и трудную поездку, и ничего не дала тебе. Ведь ты стремился к ее мужу, чтобы помочь ему. Дурная она женщина. А возможно, что она и не хлопотала о его освобождении. Примирилась. Ей-то хорошо в своей вилле. Полный дом рабов, несметные богатства, накопленные мужем.