Осень Овидия Назона(Историческая повесть)
Шрифт:
Разговор с Эпиктетой открыл Дориону еще одну достойную черту Фемистокла. Гордость и независимость, прежде придавленные рабством, словно проснулись в нем и расцвели. Он с удивительным достоинством защищал свои взгляды на жизнь. Он ни в чем не уступал и никогда не мирился с несправедливостью. Казалось, какое ему дело до рабынь, принадлежащих Клеонике? А вот он не хотел прощать ей злобного обращения с невольниками. Он, вспоминая те унижения, которые ему пришлось переносить при глупых придирках Миррины, считал, что Клеоника не должна вести себя так скверно, как вела себя вздорная госпожа. Это открытие наполнило сердце Дориона гордостью за своего отца. «Вот в чем выражается истинное благородство», — подумал он. Лучшие умы человечества
— Сегодня я не пойду к Клеонике. И ты ей не говори о моем приезде, — предупредил Дорион. — Я должен разобраться в разноречивых впечатлениях, которые взволновали меня и наполнили мою душу и радостью, и печалью. Одно скажу тебе, Эпиктета: боги пожелали помочь мне поскорее увидеть отца и вовремя прийти к нему с повинной. Я все последние пять лет отдал делам своего господина, а надо было иначе. Рядом с отцом я бы скорее осуществил свое желание — съездить к несчастному Назону. Но, будучи рядом, я бы несколько утешил старость нашего Фемистокла. В сущности, он отдал свою жизнь на то, чтобы сделать своих детей свободными и счастливыми, а для себя не получил и капельки утешения. Я очень виноват перед ним.
Клеоника встретила Дориона неожиданно, во дворе. Она радостно бросилась к нему, но почувствовала, что он холоден и как бы насторожен. Она поняла, что ему известны раздоры в доме отца, и немедля стала защищаться.
— Ты не пожелал видеть меня, Дорион, приехал и не вошел в мой дом. Тебя настроили против меня, осудили, обвинили в злодействе, я все понимаю. Мне прискорбно, что мой любимый брат поверил в разные глупости. А ведь отец их придумал на старости лет просто для развлечения. Пойдем ко мне, Дорион, я все тебе расскажу по справедливости, ты меня поймешь и не осудишь.
Они вошли в богатый и красивый дом Аристида. Стены просторной комнаты для гостей были расписаны искусным художником сценами из «Одиссеи» Гомера. На суфах лежали дорогие ковры, доставленные сюда из Персиды. Афинские амфоры словно переносили в дом богатого афинянина. На мраморном столике стояли золотые и серебряные чаши, украшенные прекрасной чеканкой. Это была отличная работа Аристида, и Клеоника, увидев, как рассматривает Дорион драгоценные сосуды, тут же сообщила ему об этом. Они не успели поговорить, как в дом ворвались мальчишки, сыновья Клеоники. Рабыня водила их к морю, и теперь они вернулись веселые, озорные и непокорные.
Старший, Харитон, стал забавляться, бросая морские камушки в пушистую белую кошку. Младший рассматривал Дориона, стараясь понять — кто же это? Клеоника объяснила детям, что приехал ее родной брат, их дядя, и потому надо вести себя примерно. Она выставила их за дверь, усадила Дориона и стала ему рассказывать о своей семье, об Аристиде, о том, какая она примерная жена и как постоянно угождает мужу.
— Все это похвально, — промолвил Дорион, — но как случилось, что отец не участвует в этой жизни? Он, который способствовал твоей свободе, твоему счастью, — теперь отстранен. Почему? Разве так уж вздорны его притязания? Разве они противоречат добрым намерениям Аристида? Что случилось?
— Старик меня не понимает. Он меня не знает. Он не прав. Пойми меня, Дорион. Детство наше было ужасным, хоть отец всегда говорил, что у соседей дела обстоят намного хуже. С тех пор, как я стала понимать, я должна была с покорностью выполнять все прихоти госпожи Миррины. Еще совсем маленькой, я с рассвета до заката занималась уборкой комнат и сколько ни старалась, я не помню, когда бы госпожа была довольна. Она постоянно говорила мне о моей лени, о том, что
— А то, о чем говорил отец, приучая тебя и Эпиктету к мысли о благородстве и добре, этого ты не запомнила, Клеоника?
— Послушай меня внимательно. Пока я была рабыней, я покорно принимала все обиды и никогда не вступала в спор. Смешно было защищаться при нашем бесправии. А когда я стала женой богатого человека и получила в подарок первую рабыню, я вела себя так, как считала нужным. Я не так жестока, как Миррина. Ты ведь не знаешь, как она была злобна после смерти мужа. Я думаю, что он не позволял ей беспричинно обижать рабов. Я думаю, что он сдерживал ее. А последние пять лет только и слышны были оскорбления, бывали и побои. Мне доставляет удовольствие быть настоящей хозяйкой дома. Я делаю все по-своему и требую, чтобы мои слуги мне угождали. Разве я не имею на это права? Отец недоволен, когда я браню глупую девчонку. Мне это надоело. К тому же Аристид был недоволен моими чрезмерными заботами об отце. Я знаю, что он живет хорошо, не терпит нужды, и я спокойна. Ты говоришь о большой дружной семье, но я уверена, что такие бывают только в сказках. А моя небольшая семья — дружная. Мой Аристид доволен своей семьей, он любит своих сыновей и старается побольше заработать, чтобы у нас все было хорошо. Меня не в чем винить, Дорион. Аристид сейчас в отъезде, а когда вернется, он сам тебе расскажет о нашей дружной семье.
— Я все понял, Клеоника. Ты не войдешь в нашу большую дружную семью, о которой я мечтал всю жизнь. Живи по-своему.
Дорион ушел удрученный, самонадеянность Клеоники, ее уверенность в своей правоте, поразила его.
— Каждый имеет свое представление о долге, о благородстве, о чувстве благодарности, сказал Дорион отцу. Тебе не удалось привить Клеонике чувство долга. Она этого не понимает, и мы предоставим ей жить отдельно. А ты и Эпиктета со своей семьей объединитесь и примите меня в свою достойную компанию. Я уверен мы поймем друг друга и будем помогать друг другу жить. Я уже тридцать лет живу на свете и не видел радости. Ты вдвое дольше с удивлением взираешь на мир и не устаешь изумляться — почему так трудно живется на свете? Ведь мир прекрасен. Человек одарен талантами и способностями, которые могут сделать его счастливым и довольным. А он несчастлив, и все ему плохо. Увы, нам не ответить на этот вопрос: почему? Если на этот вопрос не смогли ответить великие эллины, то нам…
Сама жизнь дает нам ответы, — рассмеялся Фемистокл. Вот ты приехал в мой дом, и, право же, я счастлив и думаю о том, как хорошо жить на свете. Ведь я дождался счастливого дня, я сижу рядом с моим Дорионом. Мало того, Дорион меня понимает и прислушивается к моим мыслям, значит, они ему по душе. Какая же в этом великая радость! Вырастить сына доброго, благородного и неподкупного, да еще любящего.
Им не пришлось до конца поговорить о своих думах. Их прервали гости — Эпиктета с малюткой и Андрокл. Эпиктета подошла к стене, которая отделяла часть дома, где было жилище Андрокла, и сказала:
— Мы пришли сказать, что завтра будет пробита эта стена и тогда мы окажемся рядом и неразлучны. Вы не возражаете?
Отец и Дорион с улыбкой смотрели на радостную Эпиктету. А Андрокл поспешил сказать, что ему очень хочется пробить эту стену.
— Зачем пробивать стену, — возразил Фемистокл, — важно, чтобы наши души были рядом и неразлучны. Пройти несколько шагов двором никому из нас не трудно, не правда ли, моя малютка? — обратился он к внучке.
Маленькая Эпиктета забралась на руки к деду и стала ему шептать на ухо строки из «Одиссеи» Гомера — их много раз читал ей Фемистокл. Дед, радостно улыбаясь и прижимая крошку к груди, обратился к Дориону: