Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости
Шрифт:
— Ты хоть знаешь, Андрей, что ты ужасно храпишь? И еще ты постоянно пытался столкнуть меня на пол. Если ты хоть на что-то надеешься со мной, то тебе точно нужна кровать пошире. И кроме того, ты непроходимый дурак, если всё еще лежишь и не знаешь, что делать с женщиной, которая лежит с тобой в одной постели и тебе вроде как небезразлична.
И тут уже Андрей доказал, что непроходимым дураком он всё же не является.
17 октября 1941 года
В окнах еще только засерело утро, брызгая дождем, Тамара Михайловна начала возиться у плиты, готовя завтрак. Послышался стук в дверь. Михаил, встававший всегда
— Доброе утро, Егор, — поприветствовал его Михаил. — Что так рано? Случилось что?
— Нет-нет, ничего не случилось, всё нормально, — успокоил его Егор.
— Хорошо, тогда заходи, позавтракаем вместе.
— Да я, собственно, на минутку, — замялся художник. — Вы уж извините, как-то вчера немного скомкано вышло, разнервничался. Вот, хочу поблагодарить вас от себя и от жены, конечно же. Если бы не вы, даже не знаю...
— Тише! — громким шепотом прервал его Михаил. — Не здесь. Сюда пойдем, поговорим, — и он повел его к себе в спальню.
— Я же говорю, я ненадолго, — опять начал Маслов.
— Ненадолго, так ненадолго. Садись, — показал Михаил Егору на стул. — Извини, постель убрать не успел, не ждал никого так рано.
— Михаил, я хотел бы поблагодарить...
— Егор, послушай, — снова прервал его Михаил. — Надо было вчера об этом сказать, моя ошибка. Ты, пожалуйста, запомни, и супруге своей, Людмиле Константиновне, передай. Вы нас очень обяжете, если забудете обо всем, что вчера было. Ничего не было. Сели в машину, поехали, забрали, вернулись. С кем ездил, тоже без лишней нужды не говори. Понимаешь, у нас с братом такая ситуация сейчас, что нам лишняя известность только помешает. Чем меньше про нас знают, тем лучше. Ясно?
— Ясно, — согласился Маслов. — Молчок. И Люсю предупрежу.
— Вот и хорошо. Мы ж не за награды, а просто помочь, — сказал Михаил. — Что ты там принес, кстати? Или это не нам, а так, по пути забежал?
— Вам, конечно же, — смутился Егор. — Тебе и Андрею Григорьевичу, ему тоже.
— Да шучу я, — успокоил его Михаил. — Надо же было тебя растормошить как-то, а то ты, смотрю, о мировом заговоре думать начал. Просто служба у нас такая, — Михаил сделал паузу и посмотрел вверх, давая знать собеседнику, что служба непростая и говорить о ней не стоит, — что как приключится что, так легче застрелиться сразу, чем рапорта писать и объясняться. Ну, показывай подарки, очень я это дело люблю и уважаю, — и Михаил потер руки в предвкушении. — А Андрею я позже покажу всё, он спит еще, не хочу будить, устал он вчера.
— Вот, здесь коньяк, шустовский [2], давно берёг, — Егор протянул сверток с бутылкой.
Михаил развернул сверток, оценивающе посмотрел на этикетку, будто ее осмотр мог что-то сказать о напитке в бутылке и отставил в сторону.
— Выпьем, обязательно вместе, но не сейчас, с утра не люблю, — с серьезным видом сказал он и, увидев растерянное выражение лица Маслова, рассмеялся. — Да шучу я, Егор, шучу, не смотри ты так.
— Вот, тут мой эстамп. Не бог весть что, конечно..., — сказал Маслов, пока Михаил разворачивал сверток.
— Вот это да..., — восхищенно сказал Михаил, достав оттиск в рамке и поворачивая его к свету. — Это ж просто... нет, печатных слов у меня нет. Я просто... да что там говорить, спасибо
— Я пойду, пожалуй, — засобирался Маслов, — там Люсечка сейчас проснется, надо ее завтраком накормить, — Маслов пошел к двери. — Спасибо еще раз. До свидания.
— До свидания, Егор. И тебе спасибо, — сказал Михаил, провожая его до двери. — Привет Людмиле Константиновне от нас.
— Кто приходил хоть в такую рань? — пробурчал сонный Андрей, направляясь из спальни в ванную и протирая глаза. — Доброе утро, кстати.
— И тебе доброе. Маслов приходил, подарки приносил. Пойдем, посмотришь. Ну и я ему тоже рассказал о правильной линии поведения, а то растрезвонит по всей округе о наших приключениях.
— Что подарил хоть? — спросил Андрей.
— Коньяку бутылку и эстамп свой, — ответил Михаил.
— Хороший?
— Коньяк вроде хороший, шустовский. А эстамп — хрен его знает, багет выглядит богато, я в этом не разбираюсь. А ты?
— И мне, что эстамп, что в типографии напечатают, разницу увижу, конечно, но оценить — не моё.
— Ладно, Андрей, пойдем, завтрак готов, наверное, судя по тому, что Тамара Михайловна греметь перестала. Остальных ждать не будем?
— Да пусть спят, что им делать.
Но спокойно позавтракать не получилось, следующим в дверь буквально через пару минут постучал Никита.
— Ну, рассказывайте, как съездили вчера? А то у Маслова спросил, он молчит, на вас показывает. В историю попали?
— Было дело, да там ерунда, не стоит внимания. Так, встретили человека одного, случайного знакомого, подвезли, он на Энтузиастов в давку попал, да жену Маслова в больнице не отпускали, — сказал Михаил, наливая себе чай. — Нечего рассказывать, короче. Чай будешь? У нас с утра спокойно хоть?
— Не, чай не хочу, я завтракал. Да еще после этого чая вспотеешь весь, спина мокрая, а по улице целый день бегать. У нас спокойно, да, а в городе рассказывают, совсем страсти. На вокзалах поезда штурмуют, тоже паника, давка, погибших много, анархия. Говорят, даже поэт какой-то, из этих, — Никита мотнул головой куда-то в сторону люстры, — вторые сутки на вокзале с двумя грузовиками добра стоит, уехать хочет, с ума сходит. Военные есть, но немного совсем, в центре вроде видели, мародеров расстреливали на месте, а милиции не видно. Говорят, — тут Никита заговорил намного тише, — что видели на мусорке «краткий курс» [3], прямо кучу красных книжек. И, — тут он заговорил совсем уж на пределе слышимости, — портреты самого, тоже там валялись. Вы на Левитана подежурите? — заговорил он обычным голосом. — А то мне некого туда поставить до обеда, после вчерашнего дежурства трое заболели, сидят дома, в соплях все, чихают.
— Подежурим, конечно. Сейчас вот соберемся и пойдем, — сказал Андрей, допивая свой чай. Не глядя, он протянул руку к тарелке с пирожками, стоящей перед ним, но, пошарив в ней, ничего не нашел. — Не понял, куда пирожки делись, только что здесь две штуки лежало?
— Потому что, дядя Андрей, не один ты пирожки любишь. Моему растущему организму они очень даже полезны, — сказала Настя, которая, как оказалось, незаметно для всех только что зашла на кухню и теперь уплетала пирожок за обе щеки, другой при этом держа в руке. — А с капустой тем более.