Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости
Шрифт:
Издалека он заметил зеленое пальто Елены, стоящей возле баррикады и ускорил шаг.
— А мы вам поесть принесли, давай, мой руки, горячего поешь, — сказала она.
— Сейчас, отдам вот инструмент просителю, а то замерзнет там в луже, — ответил ей Андрей и полез вверх по мешкам. — На, лови, осибоська, — бросил он вилы на землю и, не глядя на счастливого крестьянина, полез вниз.
— Настя, полей дяде Андрею на руки, — сказала Елена, доставая из сумки полотенце. — Давай, мой, я тебе суп сейчас налью. Даша, доставай миску, — сказала она Дарье, засмотревшейся куда-то вдоль улицы.
— Бежит кто-то, вроде мужчина
Мужчина подбегал, до него оставалось каких-то метров пятьдесят и уже стало видно, что он одет в распахнутый пиджак на голое тело и незастегнутые грязные брюки, державшиеся на подтяжках. Незашнурованные ботинки болтались на его ногах, грозя слететь с каждым шагом, в правой руке он держал пистолет, а в левой покрытую грязью шляпу, которую он, наверное, поднял с земли. Неизвестный не обращал внимания ни на что, он шел удивительно ровно и целеустремленно, как идут пьяные, пытающиеся казаться трезвыми, не обходя лужи. Метрах в десяти от баррикады он остановился, посмотрел на свою шляпу и отбросил ее в сторону.
— Что, фашисты, не ждали? Думали, не будет вам отпора? А я вам дам отпор, гады! Вон с нашей земли, твари! — он поднял пистолет и дважды выстрелил вверх.
— Эй, мужик, ты что, лишнего выпил с утра? А ну отпусти пистолет! — Андрей шагнул вперед, закрывая собой Елену и Настю, стоявших рядом, краем глаза замечая, как достает свой пистолет Михаил, как Бублик по обочине бежит к странному мужчине, как Дарья поднимает тарелку перед собой, будто в попытке защититься и понял, что не успевает ничего, потому что в следующую секунду незнакомец поднял руку и с воплем «Смерть фашистам!» выстрелил в Дарью.
Через секунду Бублик бросился на него и сбил на землю, Михаил, опустив свой пистолет, побежал к стрелку, а Андрей повернулся к Елене. Они с Настей стояли остолбеневшие, прижавшись друг к другу и смотрели на Дарью, которая сползала на земле по мешкам баррикады, неловко подогнув под себя ноги и продолжала держать в руке тарелку. Лицо ее на глазах бледнело, из груди доносился какой-то свист и хрип, она, не издав ни единого звука, открыла рот, будто хватая воздух, которого вдруг стало не хватать. Андрей бросился к ней, отбросив, наконец, в сторону ненужное полотенце.
— Даша, где болит, покажи, — торопливо спросил он, расстегивая ей пальто. Тихо звякнула о камушек на земле упавшая тарелка и Дарья, закрыв глаза, перестала дышать.
_________________________________________
[1] В оригинале «And I have seen the eternal Footman hold my coat, and snicker», Трудное для всех переводчиков стихотворения место, так как в русском языке нет соответствующей случаю идиомы для обозначения смерти.
[2] Шустовский коньяк, он же предок армянского, вроде как бочки с времен основания не меняли.
[3] «Краткий курс истории ВКП(б)». Автором книги числился сам Иосиф Виссарионыч. Население книгу было обязано изучать, по единственно верной версии истории партии сдавали зачеты и экзамены.
[4] Если кто Николая Григорьевича в роли Профессора в «Сталкере» Тарковского не помнит, то уж папу Карло, соорудившего первого советского андроида Буратино или профессора Громова из «Электроника» помнят, наверное, все.
Глава 17
О
Скребущими по дну немого моря!
17 октября 1941 года
— Что с ней? Андрей! Да не молчи же! — закричала за его спиной Лена.
Андрей расстегнул, наконец, пуговицы на пальто Даши и увидел на ее блузке почти в центре грудины дырочку с кровавым ободком. На сонных артериях Андрей пульс не нащупал. Оттянув вверх веко, он увидел стремительно плывущий в стороны зрачок, будто покидавшая тело жизнь расширяла себе выход наружу. Андрей, бережно поддерживая Дашу под голову, аккуратно уложил ее на землю и закрыл ей плотнее глаза.
— Всё, — сказал он. — Насмерть. Прямо в сердце [1].
— Как — всё? — спросила Елена. Она же вот только сейчас... мы же... нет, Андрей, ты посмотри, она же... да что ты говоришь? Ты зачем... ты что? — она увидела, как Андрей накрывает лицо Даше ее же платком и закричала, захлебываясь от слез: — Дашкааааа! Стой, Дашка, не уходи, нееееееет!
Настя молча стояла на месте как приклеенная, не отводя взгляд от лежащей рядом с телом тарелки и по ее щекам лились ручьем слезы, которые она даже не пыталась вытирать.
Откуда-то сразу появились люди, Надежда Борискина пыталась оттащить Лену от тела, Михаил возился возле стрелка, на которого рычал стоящий рядом Бублик, кто-то потащил Андрея за рукав в сторону и он, оглянувшись, увидел Никиту.
— Так, Андрей, не расслабляйся. Что случилось, ты видел?
— Видел. Этот, — Андрей кивнул на неподвижно лежащего стрелка, — бежал вон оттуда по улице. Мы его поздно заметили, метров с пятидесяти, я еще подумал, что перепил мужик: раздетый, грязный какой-то. Он подошел вот туда, где лежит сейчас, начал вопить про фашистов, я тогда уже понял, что он не пьяный, а сумасшедший. И прикрыть всех хоть как-то времени не оставалось, он выстрелил сразу.
— Пойдем, посмотрим, кто хоть.
Они подошли к Михаилу, стоявшему рядом с Бубликом.
— Ты бы хоть руки ему связал, — сказал Никита, — не дай бог, еще чего сотворит.
— Не сотворит, — ответил Михаил. — Его Бублик сбил когда, он упал и наган из руки не выпустил, под ним оказался, он себе в шею выстрелил, то ли специально, то ли при падении. Так что у нас два трупа сразу, Никита.
Борискин нагнулся к телу, повернул тому голову, посмотрел на лицо.
— Местный наш, за углом живет, то есть, жил, Коваленко, Тимофей Акимович. Краском в отставке. Жена ушла от него с год назад, он и до этого пил крепко, а потом и вовсе с катушек слетел. Вот, видать, и допился до зеленых чертей, — Борискин снял фуражку с треснувшим козырьком и вытер ею лицо. — Э-эх, что ж за день дурной, ну вот скажи. Ты про похороны не думай даже, я сам всё сделаю, у меня там всё налажено. И гроб, и могилку выкопать, так что даже не думайте. Ты, Андрей, своих домой, наверное, отведи, пусть там посидят, поплачут. Я понимаю — горе, не деревянный, жалко ее, ни за что под пулю попала. Но и ты пойми, тут каждый день то на фронт забирают, то в эвакуацию в пустыню отправляют, то писем с лета из армии не дождутся, тут еще эта свистопляска со вчерашнего навалилась, через одного уже немцев за поворотом видят, а если баба на всю улицу выть еще начнет — совсем невмоготу станет. Уводи их отсюда, пожалуйста.